— Вот сами и разобрались, — удовлетворённо, однако же невесело заключила Галя, подавая новорождённого.
Она ещё не освоилась, не привыкла кормить сразу двух, чувствовала неловкость своих рук, и младенец никак не мог поймать сосок. Женя пристраивала свёрток и так и эдак, несколько раз даже мазнула соском по лицу. Однако беспомощная головка свалилась под грудь. И вдруг там губки ребёнку захватили родинку, да с такой жадностью и неожиданной щекоткой, что Жене смешно стало.
— Эх, бестолковый!
Но повитуха насторожилась.
— Это к чему он присосался?
— Да родинку схватил!
— Отнимай.
Женя попыталась отнять — не отпускает, сосёт и дёснами щекотит!
— Не отдаёт!
— Настырный будет, — предсказала судьбу Галя. — Да только пустышку сосёт. Сама-то что чуешь?
— Щекотно!
Повитуха решила помочь, склонилась, уже и руками потянулась, но отпрянула.
— Да у него же молозиво на устах!
— Откуда...
— Вон, погляди! Чудо!
А ей было не видно — грудь перекрывала. Младенец же рассосал родинку, растёр её дёснами и стал сосать успокоено, но всё ещё щекотливо. К тому же и придерживать его почти не понадобилось — лежал самостоятельно, под боком.
— Вот и ладно, если так, — встрепенулась Галя. — Всё равно надо у стариков спросить...
Третий новорождённый всё ещё спал, словно зная, что место его не займут и один сосок свободен. Повитуха спохватилась, взяла и поднесла спящего.
— В большой семье не дремлют, — сказала она. — Проспит ведь, прикладывай.
Младенец почуял грудь и, не просыпаясь, впился в сосок, зачмокал. А Женя засмеялась — теперь от радости.