Неприятная профессия Джонатана Хога

22
18
20
22
24
26
28
30

Женщина лежала неподвижно. Рэндалл снова потряс ее.

– Син, дорогая… О боже!

Наконец потрясение привело его в чувство; он, если можно так выразиться, спустил пары и теперь был готов делать то, что нужно. Сам не зная почему и не отдавая себе в этом отчета, он был совершенно уверен, что она мертва. Но он решился убедиться в этом окончательно. Он не смог нащупать ее пульса – может быть, он просто не умел правильно прощупывать его, сказал он себе, а возможно, просто пульс был очень слабым. А тем временем хор голосов у него в голове продолжал наяривать: «Она мертва… мертва… мертва… – и это твоя вина!»

Рэндалл приложился ухом к ее груди. Ему показалось, что он слышит стук ее сердца, но уверенности в этом у него не было – возможно, он ощущал бешеное биение своего собственного сердца. Наконец он оставил эту бесполезную затею и огляделся в поисках зеркальца.

Зеркальце он наконец обнаружил в сумочке Синтии – махонькое зеркальце, одно из тех, которыми женщины пользуются, чтобы на скорую руку сделать макияж. Он тщательно протер его о рукав халата и поднес к ее полураскрытому рту.

Зеркальце слегка запотело.

Рэндалл задумчиво убрал его, не позволяя себе надеяться на благоприятный исход, еще раз протер его и снова поднес к ее губам. И снова зеркальце запотело – не сильно, но заметно.

Она была жива – она была жива!

Мгновение спустя он уже удивлялся, почему он не может ее ясно разглядеть, и вдруг понял, что лицо его мокро. Он вытер глаза и занялся тем, что должен был делать. Необходимо было найти иголку – если только он сможет ее найти. Наконец он нашел одну – в подушечке для иголок на ее тумбочке. С иголкой в руке он вернулся к постели, оттянул складочку кожи на ее предплечье, пробормотал: «Прости, малышка» и воткнул иголку под кожу.

В месте укола выступила капелька крови, и тут же ранка затянулась – значит, жива. Рэндалл пожалел, что у них дома нет термометра – они практически никогда не болели. Но он вспомнил, что когда-то где-то читал – что-то насчет изобретения стетоскопа. Нужно всего лишь свернуть бумажку…

Он тут же нашел подходящий листок бумаги и свернул его в трубочку диаметром в дюйм. Прижав трубочку к ее груди чуть выше сердца, он приложился ухом к другому ее концу, прислушался.

Тум-тум – тум-тум – тум-тум. Удары сердца слышны были плохо, но были равномерными и сильными. На сей раз ошибки быть не могло: она была жива и сердце ее точно билось.

Он испытал такое чувство облегчения, что вынужден был на мгновение присесть.

Рэндалл с трудом решил, что делать дальше. Самое очевидное – вызвать врача. Ведь если кто-то заболевает, всегда вызывают врача. Он об этом не подумал раньше просто потому, что ни он, ни Синтия до этого никогда не болели и врач им был просто ни к чему. Со времени их женитьбы они ни разу не прибегали к медицинской помощи.

Может, позвонить в полицию и попросить их прислать свою «Скорую»? Впрочем, нет, они, скорее всего, пришлют какого-нибудь полицейского врача, который больше привык к автокатастрофам и огнестрельным ранениям, а не к тому, что сейчас нужно было Синтии. Он же хотел для нее только самого лучшего.

Но чего именно? Семейного врача у них не было. Был, конечно, Смайлз, но тоже ни то ни се. Был еще Харвик, специализировавшийся на операциях очень личного характера для людей из общества. Он взялся за телефонную книгу.

Потбери! Правда, он почти ничего не знал о старом алкаше, но впечатление тот производил вполне приличное. Он посмотрел номер, трижды ошибся при наборе, потом связался с телефонисткой и попросил ее связать его с доктором.

– Да, Потбери слушает. В чем дело, говорите!

– Это Рэндалл. Рэндалл. Эр-э-эн-дэ-а-двойное «л». Может, помните, мы с женой были у вас вчера. По поводу…

– Помню, помню. В чем дело?