Неприятная профессия Джонатана Хога

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давай! – велел он. Кто-то еще резко нажал на ее нижние ребра так, что дыхание ее прервалось. Она застонала.

– Тедди! – сказала она. – Они разрывают меня на ча…

Процесс повторился. Только на сей раз пузырек был поднесен к другой ноздре. Рэндалл почувствовал, как ее рука в его руке медленно разжимается. Принтемпс убрал пузырек, зажимая горлышко большим пальцем.

– Давайте воск, – бросил он. Запечатав пузырек, он передал его Фиппсу.

Стоулз ткнул пальцем в большое зеркало.

– Верните их назад! – велел он.

Фиппс лично наблюдал за переправкой Синтии сквозь зеркало, затем повернулся к Стоулзу.

– А мы не можем сделать ему что-нибудь, чтобы он запомнил нас? – спросил он.

– Как угодно, – равнодушно отозвался Стоулз, вставая, – только постарайтесь не оставлять следов.

– Отлично! – улыбнулся Фиппс и наотмашь ударил Рэндалла по лицу, да так, что у того зашатались зубы. – Мы будем крайне осторожны!

Большую часть времени он пребывал в сознании, хотя раз или два отключался, но только с тем, чтобы прийти в себя от еще более сильной боли. Фиппсу, видимо, удалось разработать какой-то свой новый способ мучить человека, и через какое-то время Рэндалл перестал понимать, что происходит.

Он находился в небольшой комнатке, полностью зеркальной – все четыре стены и потолок. Его отражения бесконечно повторялись во всех направлениях, и каждое отражение было им самим; причем отражения явно ненавидели его, но деться от них было некуда. «Дай ему еще разок!» – кричали они – кричал он сам – и ударил себя крепко сжатым кулаком в зубы. Они он? – захихикали.

Они надвигались на него, а он не мог от них убежать. Мышцы не слушались его, хотя он изо всех сил пытался их напрячь. А все потому, что он был прикован наручниками – прикован к тренажеру. Глаза у него тоже были завязаны, а наручники мешали снять повязку. Но он во что бы то ни стало должен был держаться – Синтия находилась на самой вершине, и он должен был до нее добраться.

Вот только у тренажера с бегущей дорожкой нет никакой вершины.

Он страшно устал, но каждый раз, когда он замедлял бег, они били его. И ему приходилось считать шаги, в противном случае вся процедура теряла смысл, – десять тысяч девяносто один, десять тысяч девяносто два, вверх-вниз, вверх-вниз, – если он только мог видеть, куда направляется.

Он споткнулся, кто-то ударил его по затылку, и он рухнул лицом вниз.

Проснувшись, Рэндалл почувствовал, что лицом упирается во что-то твердое, бугристое и прохладное. Он попытался отодвинуться, но понял, что тело не слушается его. Он не мог пошевелить ногами – но в сумеречном свете наконец разглядел, что во сне запутался лодыжками в простыне.

Твердым холодным предметом оказалась батарея парового отопления, лицом в которую он упирался. Сознание медленно возвращалось: он находился в собственной спальне. Должно быть, он вставал во сне – такого с ним не случалось с самого детства. Встал, не просыпаясь, споткнулся и упал головой на батарею. Должно быть, ударившись, он потерял сознание – счастье еще, что не убился.

Рэндалл начал приходить в себя, с трудом поднялся на ноги и тут заметил в спальне незнакомую вещь – большое новое зеркало. Тут же на него нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Он бросился к постели.

– Синтия!