Аль-Йад тоже истекал потом и в конце концов сломался, не в силах поддерживать одновременно атаку и защиту. Его разум был силен, но не настолько силен, как у Крафта.
Аль-Йад полностью сосредоточился на укреплении своего щита, и щит Крафта мгновенно исчез – ведь его больше не атаковали. Защита требовала куда меньших усилий, чем нападение, и Крафт осознал, что Хаддад всегда может улететь прочь, если почувствует, что его щит начнет подаваться.
Крафт тоже прекратил атаку, и теперь оба стояли лицом друг к другу, не нападая и не защищаясь.
Как и следовало ожидать, ситуация оказалась патовая.
Яростный ветер вокруг них утих, и свежий воздух вновь наполнил их легкие, хотя в нем чувствовался горький запах оплавленного песка и горящего саксаула.
– Пытаешься убить меня, Бреннан? – спросил наконец Аль-Йад по-английски, с легким акцентом. – Не очень-то честно, учитывая наше соглашение. Хотя ничего другого я и не ожидал от воплощения Сатаны.
– Я не пытаюсь убить тебя, – возразил Крафт. – Я только хотел доказать, что говорил правду. А слышать, как ты говоришь о чести и нашем соглашении, мне просто физически больно. Да ну, Омар, ты действительно ожидаешь, что я поверю, будто ты не убил бы меня сразу же, едва тебе представился бы шанс?
Аль-Йад покачал головой:
– Ты должен называть меня «Длань Всевышнего» или «Великий», и никак иначе.
– Да прекрати, Омар, – саркастически фыркнул Крафт. – Никакая ты не Длань Всевышнего. Ты просто бухгалтер, которому не повезло оказаться в заваленной пещере и который использовал законы природы, чтобы обуздать энергию. Ни граном больше, ни граном меньше.
– Наверное, нельзя было ожидать, что Повелитель Зла признает мою истинную природу, – сказал Аль-Йад. – И да, я убил бы тебя, если бы мог. Но я никогда и не обещал щадить тебя. Напротив, это ты обещал не докучать мне и не включать свой излучатель квантового зеркала.
Крафт задумался о том, каким образом Хаддад может продолжать так сильно верить в свою божественность, одновременно признавая, что сложное устройство, основанное целиком и полностью на научных принципах, может одолеть его. Или как он может верить в свою абсолютную божественность и неуязвимость, одновременно сознавая необходимость защищаться от ядовитого газа. Человеческие таланты к самообману были поистине неисчерпаемы.
– Ты действительно не желаешь признать, что хотел сейчас убить меня? – спросил Аль-Йад.
– Если бы я хотел тебя убить, – спокойно отозвался Крафт, – ты был бы уже мертв.
Аль-Йад рассмеялся и покачал головой:
– Нет. Ты вложил в эту схватку все, что у тебя было. Я знаю это. Мы оба достигли предела наших возможностей.
– Значит, даже у бога есть пределы? – произнес Крафт, приподняв брови.
– Да. На время, – ответил Аль-Йад. – Но, располагая всей полнотой времени, я рано или поздно смету и эти преграды.
Крафт отметил, что речь Хаддада стала более формальной и звучала в духе какого-нибудь священного писания, даже по-английски. Быть может, сириец сейчас был еще более безумен, чем прежде.
– Ты пришел проверить, сможешь ли ты меня одолеть, – продолжил Аль-Йад, глядя на Крафта с нескрываемой ненавистью. – И проиграл. Так почему же ты все еще здесь?