Ей хотелось задать вопрос: «Это больно?»
Пробираясь сквозь толпу в аэропорту, Коди выискивала знакомое лицо, чувствуя, как сердце гулко бухает всякий раз, когда ей кажется, что она видит его. Паника или любовь? Она не знала. Она не знала ничего, кроме того, что у нее болит горло.
Кто-то толкнул ее сумкой, и, когда, подняв глаза, она увидела этот затылок, эти гладкие каштановые волосы, такие знакомые после всего лишь одной ночи, все ее кровеносные сосуды будто разом расширились, каждая клеточка рванулась вперед.
Она не шелохнулась. Это был он, самый последний миг. Она еще могла позволить толпе пронести ее мимо и увести отсюда в ночь. Уйти. Вернуться домой. Достать из холодильника ингалятор.
Это было бы разумно. Но Коди, висевшая вниз головой на балконе девятого этажа, Коди, не задумываясь, рискнувшая в Атланте контрактом, эта Коди подумала: «А, пошло оно все…» – и шагнула вперед.
Ты не знаешь. Ты никогда не знаешь.
ДЖЕФФ РАЙМАН
ЗАПЕРТЫЕ
Я видел этот сон в Сиануквиле, в городе новых казино и узких полосок пляжа, нагретых солнцем кустов с похожими на одуванчики цветами, стен, лежащих в руинах даже теперь, после девяти лет мира, и ворот, ведущих в никуда.
Во сне я нашел себе жену. Красивую, светловолосую, усталую от забот. Она не привыкла к тому, что серьезные мужчины могут знакомиться на пляже с благими намерениями. Зовут ее Агнет, и говорит она с датским акцентом. У нее четверо детей азиатской расы.
Их отец учился в Европе, женился на Агнет и потом
Я уже познакомился с детьми. Младшую зовут Герда, она не говорит на кхмерском. Девочка крошечная, как трехлетка, в цветастом розовом платье, вся увешанная игрушечными драгоценностями. Она только смотрит, как играют ее братья. Ее вырвали из знакомой обстановки и забросили в этот странный жаркий мир, где люди говорят непонятно, а еда обжигает рот.
Я встаю на колени, пытаюсь поздороваться, сперва по-немецки, потом по-английски. Привет, Герти, привет, маленькая. Привет. Она не отзывается ни на каком языке и сидит, как будто ее опоили снотворным.
Мне становится так грустно, что я поднимаю ее на руки, и она вдруг прячет лицо у меня на плече. Так и засыпает, пока я качаюсь в гамаке и тихонько объясняюсь с ее матерью. Я не женат, сказал я Агнет. У меня здесь казино.
Настоящие люди не жестоки, просто бесстрашны. Если вы – человек, вы говорите правду, а если кто-то ведет себя как мартышка, его можно наказать. На кривой дорожке надо быть прямым. Я продавал оружие своему боссу и покупал полицейских, поэтому он мне доверился, и я много лет заведовал его охраной. Он
Напротив Сиануквиля вся бухта заполнена островками. На этих островках, недоступных ворам, поблескивают крыши: большие люди живут в Сорайя-чик среди минаретов, ветряков и солнечных батарей. Между островками переброшены белые подвесные мостики. Вдали на них видны велосипедисты.
Время сменяется на после свадьбы. Дети теперь мои. Мы качаемся в тени пальмовой крыши. Двое мальчиков играют на груде старых резиновых шин. У придурковато улыбающегося лопоухого Тарума ноги достаточно длинные, чтобы прыгать по ним, попадая ступнями в отверстия. Его брат Сампул не сдается, карабкается поверху. Старший, Рит, спокойно сидит в гамаке, заткнув уши наушниками и притворяясь, что с нами не знаком.
Герда дергает меня за руку: «Отпусти». Я ставлю ее на землю. Вырвавшись из мира речи и взрослых, она лезет на пухлые черные баранки, скатывается по ним боком. Она сосредоточена, не смеется.