— Хватит лгать! Признавайся, это ты убила Ниямату?! — вскочил Джанжуур, кривя рот от ярости.
Кричал он на родном языке, но мне не требовался перевод, чтобы понять смысл. Но Пазыл посчитал иначе и перевел мне слова князя, как и последующий ответ Зухры. Она сбросила с себя маску скромной овечки и весьма эмоционально ответила мужу. Если верить телохранителю, то она обвиняла супруга в холодности, черствости, в том, что он никого, кроме своей наложницы, не замечал и что она рада ее смерти. Но настаивала на том, что непричастна к убийству. Конечно, она использовала другие выражения, больше подходящие базарной торговке, да и голос у нее был визгливый, неудивительно, что ребенок начал плакать. Это стало последней каплей в терпении правителя, и он ударил жену. Пощечина была достаточно сильная и неожиданная для всех. А судя по испугу и недоумению в глазах Зухры, раньше муж ее никогда не бил.
— Стража! Увести! — Джанжуур с трудом сдерживал ярость, на его лице было написано желание лично удавить супругу, которую он посчитал виновной в смерти любимой женщины. — Ты, тварь, сгниешь в тюрьме вместе со своей верной старухой! Но сначала ты все расскажешь под пытками палачу!
Вторая жена князя поняла, что это уже не шутки и ударилась в истерику, она бросилась супругу в ноги с завываниями, слезами и клятвами в вечной любви. Нира повалилась на пол рядом, тоже рыдая и прося милости. Малыш от этих воплей заплакал еще громче. Мне ничего не оставалось делать, как поставить корзинку на столик и осторожно вытащить ребенка. Сама собой вспомнилась колыбельная, которую я пела своим мальчишкам. Покачивая Азамата и напевая незатейливую песенку, я отошла в сторонку, чтобы младенец успокоился. Лично я была уверена, что Зухра к убийству и заговору против Джанжуура непричастна. Правда, у нее наверняка имелся другой грешок, более распространенный в семьях, где муж не уделяет внимания жене. Осталось надеяться на ее разумность и то, что она решится признаться в измене, не дожидаясь пыток.
Малыш затих быстро, то ли ему действительно нравился мой голос, то ли сыграло человеческое тепло. Ребенок был спеленат не туго, скорее просто завернут в пеленку и тонкое одеяльце. Кстати, их следовало бы сменить, судя по влажности. Но маленького Азамата мокрота не сильно тревожила, он немного повозился, а потом вытащил ручку из пеленки и начал ею размахивать. Я подставила палец, давая малышу уцепиться за него. Помню, как семейный доктор проверял рефлексы у Роберта на следующий день после его рождения. Мне тогда было так страшно доверить свое сокровище чужому человеку. Я неусыпно следила за руками доктора, боясь, что он может случайно навредить моему маленькому сыночку.
Наверное, именно эти воспоминания заставили меня заметить, что вокруг стоит давящая тишина и слышен только мой голос. Оглянулась и узрела странную картину — абсолютно все присутствующие смотрели на нас с Азаматом. Стражники и Пазыл взирали изумленно, в глазах Манора застыла подозрительность, а у жены князя с Нирой — ненависть. Сам же Джанжуур прожигал меня ревнивым взглядом, а на лице Саида тоска соседствовала с умилением.
— Малыш проголодался и его надо переодеть. — Я подошла к князю и вручила ему сына. Повернулась к Зухре и сказала: — Ну а вам, уважаемая, самое время признаться супругу в измене. Вряд ли он вас простит, но вы же не хотите отвечать за чужое преступление? Убийство — это куда более тяжкий грех, чем прелюбодеяние.
— Что вы сказали, леди Рибианна? — Князь пошел красными пятнами.
Бедненький, надо ему лекарю показаться, а то столько потрясений за последние дни. Жалко его, но в этой ситуации он сам виноват. А вот Зухра побелела и пребывала на грани обморока, еще одно доказательство, что мой язык она понимает.
— Только то, что глупо требовать верности от жены, о которой вы забыли на долгие шесть лет. Но кто я такая, чтобы осуждать вас, Князь? Извините, но у меня разболелась голова, поэтому предлагаю продолжить допрос через час. Господин Манор, что вы так смотрите? Да-да, допрос оставшихся людей придется продолжить, потому что госпожа Зухра никого не убивала. В момент преступления ее вообще не было во дворце. Где и с кем она была в это время, госпожа поведает супругу и нас с вами это не касается. Если только она не с вами встречалась в саду? Нет, мне на этот вопрос отвечать не надо, убеждайте в своей непричастности Князя. Саид, ты не проводишь меня в сад? Мне просто жизненно необходим глоток свежего воздуха. Еще раз прошу меня простить, господа.
Я одарила Джанжуура и Манора вежливым кивком и царственно удалилась под руку с другом. Кстати, он пребывал в таком же шоке, как и остальные участники нашей мизансцены.
Все же степняки народ простой и к подобным речам от женщины не привыкли. А ведь мои слова были оскорбительны, князя я назвала глупым, его жену — гулящей, а Манора посчитала недалеким и намекнула, что и он может быть предателем. И главное, ни слова лжи.
— Госпожа — страшная женщина, — раздался за спиной восхищенный голос Пазыла, когда мы вышли из зала. Кто-кто, а телохранитель о своих обязанностях не забыл.
— Госпожа — красивая и умная женщина, — не оборачиваясь произнесла я.
Мужчина раздражал меня своими неуместными замечаниями, но временами бывал очень полезен. Поэтому я так до конца и не определилась, как к нему отношусь. Одно знала точно — я не потерплю неуважения к себе!
— Анна, ты думаешь в саду могли остаться улики? — спросил Саид, похоже он перестал сомневаться, что мне под силу распутать это сложное дело.
— Вряд ли мы что-то найдем. Скорее, я хочу увидеть всю картину в целом. А сейчас я не понимаю преступников. Предположим Ниямату убили, чтобы сорвать подписание договора между нашими странами и чтобы лишить Джанжуура наследника. Как сюда вписывается та служанка, которая пыталась украсть Азамата? Если верить ее словам, она действовала спонтанно и убийцу не видела. Тогда зачем ее убивать? Она все равно не могла бы ничего рассказать князю. Но я как раз ее словам не верю, слишком уж решительно она себя вела. Вот ты, Саид, смог бы разрезать умирающей женщине живот, чтобы спасти ее ребенка? Думаю, смог бы, но к этому решению ты пришел бы не сразу, наверняка постарался бы найти лекаря или кого-то еще, и только под напором обстоятельств взялся бы за нож. И так сделал бы каждый нормальный человек. Это я еще не говорю о том, что надо знать, как выполнить надрез чтобы не задеть ребенка. К чему нас приводят все эти размышления? К тому, что служанка, вероятнее всего, замешана в убийстве. Даже если не она перерезала горло Ниямате, то знала кто преступник. И малыша она кому-то несла. А далеко она убежала бы в окровавленном платье? Нет. Ее перехватили бы на первом же посту или на втором, если охранники на первом были подкуплены.
— Не факт, что мешало подкупить преступникам всю стражу? — спросил Саид.
— Всю стражу подкупить невозможно. И дело не в деньгах, а в количестве вовлеченных в тайну. Чем больше людей участвуют в заговоре, тем меньше шансов, что он пройдет успешно, — ответила я. Мне нравилось размышлять вслух, сразу в голове появлялись интересные идеи, а информация структурировалась. Если бы не телохранители за нашими с Саидом спинами, я озвучила бы другу свою основную теорию. Я была уверена, что в рядах заговорщиков наметился разлад. Ниямату должны были просто убить, чтобы впоследствии место Джанжуура занял один из ныне действующих князей. Но кто-то решил иначе, подумав, что управлять новорожденным малышом будет намного проще, чем взрослым мужчиной. А кто мог бы стать регентом при маленьком ребенке? Только близкий родственник со стороны Джанжуура или одной из его жен. Зухру можно было исключать, участвуя в заговоре она вряд ли отправилась бы на встречу с любовником. В данной ситуации подозрение больше вызывают те, у кого есть алиби, потому что умный человек о нем обязательно позаботится.
Конечно, в саду мы ничего не нашли. Зато я зарисовала его план. Прошлась до того места, где общий сад отделен живой изгородью и кованным забором от места для отдыха жен и наложниц Джанжуура, убедилась, что пройти мимо охраны не получится и решительно повернула обратно.