Мертвая

– Что ж… сюрприз будет, – довольно-таки мрачно произнес Диттер.

Сюрприз удался. Я сидела в машине и делала вид, что крашу губы, краем глаза наблюдая за тем, как блюет в придорожных чахлых кустах начальник жандармерии. А с виду таким крепким мужчиной казался. Солидным. Помада ложилась плохо, да и отсутствие света – единственный чахлый фонарь, который удалось зажечь далеко не с первого раза не в счет – сказывалось. Впрочем, на мою скромную особу внимания не обращали. Пока.

– Что ж это… – герр Герман вытер губы тыльной стороной ладони. – Что ж творится-то… опять…

В каком смысле опять? Он втянул слюну. Сглотнул. И сунув зеленую шапку в подмышку, добавил:

– Их всех же… всех прошлым разом… вычистили…

Красить губы стало совсем не интересно. А дом… дом был, куда он денется-то? Запертый под двумя пологами, погруженный в вязкое состояние стазиса и проклятый божественной волей. Пожалуй, я могла его видеть и снаружи, и изнутри,и это новое умение совсем не доставляло радости.

…вот меловой след… Монк замирает у него и касается пальцами, запоминая именем света. А вязкая тьма колышется, подбирается к благословленному,то ли примеряясь, как половчей ухватить за пятки, то ли, напротив,испрашивая благословения. Вот Диттер стоит, опершись обеими руками на подоконник. Он мрачен. И темен. И кажется, хочет кого-нибудь убить… главное, чтобы не меня. Я полезная. Я пригожусь. …вот застыл посередине лестничного пролета Вильгельм. Он странно развел руки и голову запрокинул. Если присмотреться,то становятся видны тонкие нити поискового заклятья. Они расползлись по дому, от крыши до подвалов, в которых – это я тоже чую – немало костей… там стояли старые ванны, наполненные до краев буроватым раствором. Его используют некроманты для бережной очистки костей. Плоть он разъедает быстро, а вот костную ткань оставляет неповрежденной.

Кости здесь тоже имелись. Черепа аккуратно складывали в шкафы, остальное же просто ссыпали в короба. В огромные, мать его, короба, наполненные почти до краев… Меня тоже замутило. А у Вильгельма из носа кровь пошла, что заставило Диттера очнуться. Он успел подхватить тощее тело однокурсника, не позволив тому покатиться по ступенькам. Что-то сказал… жаль, звуки мне не доступны.

– Что же это… – герр Γерман решительно отряхнулся и вытащил бляху. Посмотрел на нее, словно продолжая сомневаться, а потом сам себе сказал: – Все равно ведь скрыть не выйдет.

И я согласилась, что да, не выйдет.

…жандармы явились на зов, если не во мгновение ока, то почти. Темные машины с характерной эмблемой, два патруля, прибежавшие быстрее машин и черный грузовик экспертной службы. Оцепление. Красные веревки, которые раскатывали по ту сторону обожженного забора. И герр Герман, который устало оперся на мой автомобиль. Он бросил фуражку на капот и спросил устало:

– Давно?

– Нашли, когда Соню… убили… там убили, – я кивнула на дом, который наблюдал за происходящим равнодушно.

– И чего не сказала? Не верила?

– Не верила, – жандармы подходили к подъезду и отступали. Даже штатный некромант, вполне себе толковый дядечка, с которым меня связывали отношения весьма напоминающие дружеские – насколько это вообще возможно между подобными нам – морщился, стоило ступить на порог. Дом не был готов явить свои тайны.

– Это правильно… – он потарабанил пальцами. – Значит, вот оно как… а я-то грешным делом… теперь тебе точно уехать надо.

Нельзя. Дом меня не отпустит. Не этот, конечно, но собственный, родовой. Я связана с ним и храмом пуповиной силы,и, быть может, позже связь эта ослабеет или вовсе исчезнет, а я получу свободу, но пока…

– Не уедешь, – герр Герман сделал собственные выводы.

– Не уеду, – подтвердила я.

– Тогда держись этих… лучше двоих сразу… а то ж сама понимаешь, слухи пойдут… слухи, они как мухи,из любого дерьма родятся.