Мертвая

И в этом откровении была своя правда. Я кивнула и поинтересовалась, раз уж пошла у нас столь доверительная беседа:

– Значит такое случалось и прежде?

…пара некромантов вошли в дом. Их окружила мерцающая сфера, и местная тьма, заинтересовавшись новой игрушкой, коснулась ее. Осторожно. Пробуя на вкус. Всколыхнулось болото посмертных эманаций, поднялось, заставляя некромантов отступить. …вот Вильгельм о чем-то спорит с Диттером, пальцами зажимая переносицу. Он машет второй рукой и, кажется, даже кричит. Только Диттера криком не испугать. Он отвечает что-то тихо, спокойно, но даже мне становится ясно: не отступит. И платок протягивает. Заставляет Вильгельма сесть, зажать нос.

– Откуда…

– Слух хороший, – я покусала губы. Помада все равно легла крива, но подозреваю, этого не заметят. – Так что… рассказывайте.

– А не…

– Рассказывайте, – произнесла я с нажимом,и удивительное дело, герр Герман подчинился. Оглянулся на дом, вздохнул и…

Глава 31

…он далеко не всегда был начальником жандармерии, что логично. Начинал свою карьеру Герман Пфанцмиг с самых низов, и тогда ему, сыну булочника и обыкновенной горожанки, шестому ребенку из двенадцати других,и в голову не приходило мечтать о несбыточном. Напротив, Германа всегда отличало редкостное благоразумие. А еще нежелание становиться очередным батраком на отцовской пекарне, где уже трудились четверо старших братьев, и помогали все другие дети, включая трехлетнюю Бруни. Не то, чтобы Герман боялся работы, отнюдь, скорее уж он явственно осознавал, что и пекарню, и прочее имущество унаследует старший его братец, уже обзаведшийся супругой и двумя детьми, а прочим… кого и когда это волновало?

И в шестнадцать лет Герман сбежал в жандармы. Всего-то и нужно было отстать от семейства на ярмарке, добраться до палатки вербовщика и поставить жирный крест напротив своего имени. Писать и читать в те далекие времена Герман не умел. Научился. Что-что, а желание учиться у него имелось,и, подкрепленное немалым рвением – служба давалась ему легко, а к дисциплине и работе он привык сызмальства – вылилось в звание унтервахмистра, что было само по себе немалым достижением. Остальные в большинстве своем год или два числились анвартерами…

Но речь не о том.

В родной городок Герман возвращаться не стал, а начальство, обрадованное – уж больно много было прошений о распределении в родные места – отправило его, куда сочло нужным. Город наш всегда отличался особым норовом, и не всякого приезжего готов был принять. Германа принял. И пробуя его на прочность, подкинул ему тело. Бродяги. И его бы списать, отправить в обход мертвецкой, указавши в бумагах естественную причину смерти, – в конце концов, кому какое дело до бродяги? Свезли бы на кладбище и прикопали, как есть. Так нет же, к неудовольствию начальства непосредственного и далекого чересчур старательный новичок честно потребовал вскрытия. …а там… вырезанные на теле письмена, оскопление и вытащенные внутренности, которые заменили соломой… отчет заставил начальство задуматься.

Второе же тело не замедлило себя ждать. Вновь бродяга,и нездешний, ибо этот город не жаловал бродяг. И главное, на сей раз его не стали одевать, равно как и прятать, напротив, выставили на главной площади к ужасу горожан. Вырезанное сердце. Голова на пике. Третье… и четвертое… и штатные некроманты разводят руками, а ведьмы вдруг слепнут, будто некая сила свыше закрывает им глаза. Зато на телах начинают появляться цветы…

– Мне вот прислали, лотос, мать его… священный… черный только, – герр Герман промокнул губы краем платка. – И уши… одной девицы, к которой я заглядывал… да… потом и ее нашли.

Он прищурился. И лицо изменилось, стало жестким, проглянуло нечто такое…

– Она брюхата была… не знаю, от меня или нет,только… тогда я решил, что найду ублюдков. Сам к инквизиторам попросился. Тогда их понаехало… а без толку…

Интересно. А я не помню ничего такого… хотя… это ж ещё до моего рождения произошло. С другой стороны, некоторые слухи весьма живучи, не говоря уж о тех, что претворяются в легенды.

– Случай помог… твой дядя… знаю, ты с ним не ладишь, но он вовсе не такой мерзавец, как тебе думается. Тогда он захаживал к одной, скажем так, почтенной даме, занимавшейся делом не самым законным… ему нравилось общаться с юными девицами…

Это я заметила. Но вопрос в том, насколько юны были девицы, что продажа их противоречила законам империи, весьма к слову лояльным в отношении проституции.

– Его… гм… тогдашняя приятельница… попросила о помощи. Услышала, что их собираются продать, но… не в бордель, да… а последними жертвами были аккурат шлюхи. Молоденькие. Чистенькие. Не стоящие на учете. Но шлюхи.