В доме пахло горем. И пылью. Здесь явно убирали, но то ли неумело,то ли лениво, не давая себе труда заглядывать в дальние углы. Свет проникал в узкие окна, а витражные стекла окрашивали его в алый, голубой, желтый, и пятна ложились на белый пол. Белая лестница начиналась меж двух колонн. Светлые картины висели на стенах… много воздуха, пустоты и… все ещё горя. Он действительно любил дочь. И теперь стоял, растерянный, еще не способный осознать того факта, что Нормы больше нет.
И я… Я его понимала. Я сама долго не могла поверить. Все ждала и ждала… я ложилась спать, безумно надеясь, что следующий день все переменится, что родители вернутся, что они просто уехали и надо подождать. Я и ждала. День за днем. Два и три… и месяц,и год… и не знаю, в какой момент произошло принятие.
– Я не убивала Норму, – я понятия не имела, что следует говорить в подобных случаях.
Сама я ненавидела слова. Сочувствую… соболезную… на похороны приносили пироги, будто они каким-то непостижимым образом излечат душу. Я ненавидела эти пироги и людей, которые не желали оставлять меня в покое. Меня жалели, бедную девочку, оставшуюся сиротой. Меня разглядывали. Перешептывались. И порой в словах сквозило странное злорадство, которого я до сих пор не способна осознать.
Теодор махнул рукой. Огляделся… нахмурился и открыл было рот. Вздохнул:
– Я отпустил прислугу… чай…
– Обойдемся без чая, – я взяла его под руку. – Мне жаль… мы с Нормой не слишком ладили… для меня она была чересчур идеальна…
Он кивнул. И в глазах появилась… надежда? Определенно. Только на что он надеется?
– Но я ее не убивала, что бы вам… все куда сложнее, – я подвела Теодора к диванчику, которому явно требовалась реставрация. Вон темное гобеленовое покрытие выгорело, а местами и протерлось.
Определенно, им было на что тратить деньги помимо благотворительности.
– Расскажите о том дне, – попросила я, а Тео вцепился в мою руку.
Он не старый. И выглядит вполне прилично. Овдовел лет этак пять тому и мог бы подыскать невесту с неплохим придaным. Титул взамен на деньги – неплохой вариант, а он продолжал жить один.
…или не в деньгах дело? Мужчины мало внимания обращают на обстановку, а Норму больше занимали чужие проблемы, нежели содержание дома. Слугам же… опыт показывает, что в большинстве своем им глубоко плевать на хозяйские беды, собственных хватает. Диттер устроился за софой. Вильгельм подтянул кресло поближе, причем под ним обнаружился целый выводок пыльных клубков.
– Я… день обыкновенный… мы поругались… мы часто с ней ругались. Она была такой…
– Святой.
– Светлой, – поправил Теодор, освобождая руку. Он отряхнулся, подтянулся, приходя в себя. – Слишком светлой для этого мира, поэтому ее и…
…если ему будет легче так думать, то пускай. Я промолчу. Инквизиторы тоже. А Монк, прилипший к стене меж двух светлых картин,и вовсе не в счет, хотя уж он-то мог бы многое рассказать о душах и путях их.
– Она… просила денег… для приюта… она была в этом… в комитете, – он говорил медленно,тщательно проговаривая каждое слово. – Постоянно кому-то помогала… надо было отпустить ее учиться… она хотела… в столицу… глядишь, все и…
Он замер, уставившись на собственные руки. Да, с этими мыслями ему не расстаться. А что, если… если бы Норма отправилась на учебу? Если бы прижилась в столице… если бы нашла себе кого-то по вкусу… все ж в нашем городке выбор женихов, мягко говоря, ограничен… если бы она создала семью. Если…
– Ей жаль, что вы поругались. Она очень любила вас и своих сестер… она просила передать.