Мертвая

– Она ненавидит этот город.

Надо же… интересно, что бы она сказала, узнав, что темные ведьмы не слишком-то спешат с замужеством, видя в нем изрядное ограничение свободы. Да и любить без памяти… приворожить надеялась, что ли? Я открыла дверь. Пар. И на редкость вонючий, я даже зажмурилась и рукой помахала, разгоняя облака. Что-то шипит, что-то скворчит, что-то горит, источая вонь… над огромной, весьма устаревшей модели плитой колдует неряшливая бабища в грязном фартуке. Всклоченные рыжие волосы были прикрыты косынкой. Лицо блестело паром…

– Я ж говорила, не мешай! – рявкнула она, не оборачиваясь. А обернувшись, добавила,. – Ишь, повадились лазить… в мое время господа на кухню и не заглядывали…

– А зря, – я провела пальцем по ближайшему столу.

Само собой, он зарос грязью так, что исходного цвета не видать было. Мой взгляд скользнул по кухне, отмечая и раскрытые дверцы посудных шкафов, в которых зарастал жиром фарфор,и расколотые белые тарелки, брошенные у мусорного ведра. С каких это пор прислуга позволяет себе вот так бить посуду? Окорок, небрежно прикрытый тряпицей. И пару жирных каплунов рядом. Приготовили к выносу? Вот и мешочек с крупой. Я сунула палец в крынку, облизала… да, сливки были хороши, жирные, отстоявшиеся.

– Чего тебе надобно? – бабища уперла руки в боки.

– Чаю, – мирно заметила я, раздумывая, стоит ли вмешаться. Все-таки дело чужое, а я не настолько альтруистична, чтобы налаживать быт посторонней семьи.

Бабища фыркнула. И рукой отмахнулась.

– Некогда мне с чаем возиться…

Я же принюхалась… к кускам мяса, которые доходили в тазу, даже не прикрытые полотенцем. Аромат их, слегка подпортившийся, манил мух… и даже Эльза скривилась и потянула меня за рукав.

– Это что? – я ткнула пальцем в таз.

– Ужин, – рявкнула бабища. И челюсть вперед выпятила. – Будет. Если всякие тут мешаться не станут.

Мясо было синеватым и наверняка не свежим… уже пару дней, как несвежим, в отличие от окорока. Этак она мне свидетелей вкупе с подозреваемыми потравит. Я заглянула в холодильный шкаф и скривилась. Почти пуст. Сыр с плесенью, правда, неблагородной, но обычного синего пушистого свойства, которая имеет обыкновение портить продукты. Мятые помидоры… какая-то трава…

– Она хоть готовить умеет? – шепотом спросила я Эльзу, и та помотала головой.

Чудесно.

– Вы уволены, – я вытерла руки о полотенце, правда, чище они не стали. Полотенца кухонные если и стирались, то еще при жизни прежней хозяйки дома.

– Чего?

– Уволены, – повторила я. – Совсем.

– Ах ты… потаскуха… – бабища добавила пару слов покрепче, заставивших ребенка вжать голову в плечи. И покачнулась, пошла, колыхая бюстом. – Будешь ты тут мне говорить…

– Буду, – я не стала отступать, но ткнула пальчиком в этот самый бюст. Коготь пропорол и фартук, и саржевое платье,и кожу, что характерно, увязнув в подкожном жиру.