Мертвая

– Мой клиент, – робко начал поверенный, прижимая к груди толстый портфель, будто им надеясь защититься от меня. – Согласен не подавать заявление в полицию и уладить дело миром… однако в результате в-ваших действий…

Если пристально смотреть на человека, он начинает смущаться. И краснеть. И даже слегка заикаться.

– …он п-потерял в-возможность… т-трудиться…

– А он трудился?

– На стройке.

– Ага… стройка немногое потеряла, – я устроилась на диванчике и закинула ногу на ногу, чем привела смуглолицего в ярость. Тот приятный глазу румянец сменился болезненной красотой. Ноздри раздулись, а рука сжалась в кулак. – А вы продолжайте, любезнейший, продолжайте…

– Он… он вынужден… просить милостыню…

– Сомневаюсь. Просить он не умеет…

Смуглокожий засопел. Но промолчал. А поверенный его тихо добавил:

– В нынешних обстоятельствах господин Питхари выдвигает вполне разумные требования…

– Значит,требования?

– Пять тысяч марок… материального ущерба… и двадцать – морального… и ещё вы должны вернуть ему его законную супругу и детей, без которых господин Питхари страдает.

– Бить некого? – я почесала коготком обивку диванчика. – Это да, это обычно расстраивает…

А хиндар взгляд мой выдержал. Ух ты, какой смелый… и наглый… и где он нашел поверенного, который согласился на этакую авантюру?

– Что ж, – я перевела взгляд на главу полиции, который, вместо того, чтобы присутствовать при беседе, совершал променад по холлу. Это его семейные портреты заинтересовали? Или работа известного пейзажиста? Да, пожалуй, вид на деревенское кладбище особенно удался, но не настолько же, чтобы заворожить герра Германа?

– Это же Доусон? – он указал на картину. – И подлинник, не сомневаюсь…

– Да.

Ни за что бы не подумала, что он в живописи разбирается.

– У него весьма характерный стиль, сложно с кем-то перепутать…

…о да, мне стоит опасаться за картину? Она, конечно, застрахована и на приличную сумму, но вот этот жадный блеск в глазах гостя… и речь не о жандармах.