Около одной серой машинки (в подсвеченной фонарями и рекламами ночи они все виделись либо серыми, либо черными) суетились двое.
– Быстрее, – громко шептал один, невольно привлекая к себе внимание.
– Чего шипишь? Говори нормально, все равно никто не понимает.
– Давай уже, что ли. Открыл?
Оп-ля. Воришки. Да еще, как говорится, носители родного языка. Опять здесь, в Париже. Мир тесен.
Запрыгнув обратно в корабль, я потянулся к маскам. Никто не понимает, говорите?
Челеста с лету поняла намерение и даже опередила меня, теперь на ее мордашке скалились черно-белыми клавишами две октавы зубов светившегося в темноте черепа. Если вспомнить, что ниже располагалось алое зарево, до середины бедер облегавшее каждую выпуклость фигуры как упаковочная пленка сыр в магазине, то видончик получился аховый. Страшный и сексуальный. А поскольку отсутствие белья под натянутой материей тоже не давало расслабиться, то – страшно сексуальный.
– Ва бэ?*
*(
– Си, – как заправский мачо-итальяно кивнул я. – Вабэ. Ты просто прелесть. В этом виде.
Мое лицо прикрыла уже привычная рожа тролля, и мы вышли на тропу войны. В качестве томагавка у нашего маленького воинства имелся карабин, имитирующий знаменитого «Калашникова». Выглядело это зловеще. И просто дико. В недавнем прошлом слова «Париж», «тролль» и «Калашников» для моего мозга в одну картинку не сочетались.
– Здравствуйте, господа. – Я создал видимую щель в воздухе над головами жуликов. – Как вам живется в славном граде Париже? Не дует?
Узрев наши морды в дыре пространственного континуума, две физиономии настолько быстро исчезли в разных сторонах, что подумалось о наличии у них еще более крутого телепортатора.
– Жаль, – уныло бросил я вдогонку. – А так хотелось пообщаться с соотечественниками. Вы российские или советские?
Уже след простыл. Нет так нет. Я снял маску и обиженно насупился.
– Ну вот, даже не поговорили. Абыдна, да-а.
Челеста хохотала до слез, пытаясь воспроизвести мою речь при взгляде со стороны, вновь и вновь в лицах повторяя идиотский спектакль:
– Ню вьот. Дазе не говополили… Адын дада-а!..
Я показал язык. Это рассмешило ее еще больше.
Тогда корабль заложил крутой вираж, и вот среди ночи одни на ветру под звездами мы высадились на верхней площадке Эйфелевой башни. Испуганно прижимаясь к центральной конструкции, Челеста боялась подойти к опоясанному сеткой бортику.