Ольф. Книга первая

Затем я рухнул спиной на постель, а взор бессмысленно вперся в потолок.

Кажется, выставлять Челесту поздно. Нет, не имею в виду, что не надо. Как только попросит – отвезу домой. Но теперь я не хочу ее выставлять!

Это что же: получается, я влюбился? В эту девочку, которая не понимает меня, не понимающего ее? В эту полуженщину-полустебелек, что готов сломаться от дуновения ветерка? Почему меня тянет на подвиги и романтику?

В душе вызревала очередная вселенская катастрофа. И вдруг как дубиной в пах – не этот воробышек был причиной. Нет. Мое сердце осталось в далекой холодной стране, заставляя хандрить, ностальгировать и нервно вздрагивать, когда ловил себя на неприличных мыслях по отношению к случайно прибившейся девушке. Потому что…

Дни летели, а взор, как прикованный, постоянно обращался к луне. Полнолуние близилось. Одновременно в моем организме росли тревога и непонятное напряжение. Да-да, вопреки логике, меня, как убийцу на место преступления, снова тянуло на ту поляну, к счастливому дубу, к кострам, всю ценность которых так и не узнал. К ночным плясуньям, которых предал…

Нет, не предал. Или предал? Не знаю. И знать не хочу. Есть правило: все, что ни делается, все к лучшему. Будем придерживаться.

Послышались тихо переступающие шаги. Я продолжал глядеть в потолок. Перед глазами в окружении чувственных ведьмочек сияла безупречной красотой и тянула к небу обнаженные руки их далекая таинственная распорядительница.

– Пуои фарэ тутто Ольф,* – услышал я.

*(Можешь делать всё)

Шажки босых ножек приблизились, девушка полезла на постель. Поверх моих ног. Самодельного бикини, как и купленного вчера шикарного белья, на ней не было. Судорожно-смелым движением она раскинула полы моего халата, и на похолодевшее бедро опустился пушистый бутон. И сломался, вмявшись в мои мышцы.

– Ио пронто.*

*(Я готова)

Так приговоренный замирает на эшафоте, готовясь к непоправимому. Челеста зажмурила глаза, будто тоже собралась умереть – прямо здесь и сейчас.

– Оньи эсперименти.*

*(Любые опыты)

Моя рука, опередив слова, сорвалась с места и сокрушительной стрелой крана смела девушку вбок. Я резко поднялся. В опрокинутую итальяночку полетел второй халат:

– Оденься. И чтоб больше тебя в таком виде не видел.

Голос старательно изобразил недовольство, тон – грозность, а сердце екнуло. Кр-р-ретин. Чего мне еще от жизни надо?! Все само в руки идет. Другие о таком даже не мечтают.

Но отрешенный Челестин вид наивной дурочки, что из каких-то неправильных побуждений решилась на жертву…

Именно – жертва. Правильное определение. Совсем не пышущее желанием и, тем более, внезапной любовью лицо глядело на меня из-за предела чувств. Так смотрят рабыни.