— Родня, — уверенно заявил посторонний голос.
Оглядевшись, сыскари уже вовсе без удивления обнаружили рядом с собой чудь подгорную. На этот раз им попался молодой светловолосый мужчина, наружностью и нарядом очень подходящий к местности: тёмные штаны, высокие сапоги, синяя рубаха, щедро расшитая жёлто-алыми лоскутами и подпоясанная широким ремнём. Ну точно лопарь, только малорослый; Титову доводилось бывать в Мурманске, вот там он представителей этого народа и видал. Мельком, правда, но запомнил.
— То есть как? — уточнила Аэлита.
— А не видно? — ухмыльнулся дивь. — Мамуны это. Мамонты там, у вас, жили и померли, а эти — здесь появились и, как видите, живы-здоровы, бродят где вздумается.
— Может, вы даже знаете, почему земляная кошка вывела нас именно сюда, к ним? — спросил Титов.
— А что ей еще было делать? — фыркнул дивь. — Фоморы — духи сильные, злобные. У нас с ними есть кому бороться, но драка такая в Яви до добра не довела бы, да ещё в подземельях. Оно тебе надо, середник, чтобы пара улиц в городе под землю ушла? Вот и я думаю, что не надо. А коли вести в Навь, да так, чтобы зараза эта ничего не заметила, так уж проще сразу сюда. Мамунам кто поперёк встать может? Чары на них никакие не действуют: они же земля плоть от плоти, вся сила в землю и уходит, а земля много силы взять может, во всех навьях столько нет. Ежели бы фомора эта не стала нападать, так и жива была бы. Но мамуны очень шум не любят, и когда швыряются в них всяким — тоже. Оно же как: земля многое вытерпеть может, вот только станет ли?
— А кто вообще такие эти фоморы? — полюбопытствовала Брамс, дождавшись паузы.
— В стеклянной башне посреди океана сидит их царь, бездны морской сын, который всё видит, как всё видит вода, — нараспев заговорил чахкля. — А в подчинении у него демоны с разделёнными душами: половина их в навьем мире всегда, а половина — по Яви ходит. Людей они ой как не любят, и души их зверям своим скармливают — кабанам огромным, косматым, вот с такими клыками, — он широко развёл ладони. — Племя это с людьми издавна в ссоре, и не успокоится, покамест не изведёт всех до последнего!
— А кто они такие
— Да почти то же и есть, — рассмеялся дивь. — Заносчивые франты с островов на западе. Тех, кто живёт иначе, чем они, величают дикарями, кто перенимает их образ — считают ничтожествами и своими рабами. Люди там полагают, что после войны фоморы, как и прочие «сказочные существа», присягнули им на верность, но я бы не доверял этой присяге: верны они только самим себе. Эта давно здесь ходит, да только всё больше в Яви, к нам носа не казала.
— Насколько давно? — уцепился Титов.
— Да уж пару лет наездами, а вот с полгода назад плотно обосновалась. Только прежде вела себя тихо, не наглела, это она недавно разошлась.
— Поэтому вы её и не трогали?
— Это дела того мира, — пожал плечами чахкля. — Хотя… вот теперь, чую, кончилась наша привольная, покойная жизнь, — добавил он, смерив сыскарей весёлым взглядом.
— И тебя это расстраивает?
— Это всегда расстраивает, — философски отозвался дивь. — Но это всегда происходит, а нынешний вариант — лучший из возможных.
— Поясни, — попросил Титов.
— Появление середника и через него необходимости вникать в дела Яви много лучше, чем приход орды вот таких фоморов, которые изведут нас до единого.
— Ясно. Скажи, а ты что-нибудь знаешь вот о тех коридорах наверху? Кто их построил? — задал поручик, пользуясь случаем, еще один сложный вопрос.
— Это давно было, — с расстановкой протянул чахкля. — У нас о тех временах тоже лишь сказки остались. Говорят, с коридоров этих весь наш мир начался, по ним создатели пришли, от них Явь и Навь построили — словно на двух сторонах одного листа.