В коридоре они аккуратно затворили за собой дверь в подвал, заперли, и только после этого Натан обратился к прохладной сыроватой темноте:
— Есть здесь кто-нибудь? Отзовитесь, дело к вам. Важное.
— Деловой какой, — тут же ответил звонкий голос из темноты. — И что же такое важное ты делать собрался?
— Чужака ловить и выпроваживать, — сразу взял быка за рога Титов. Кажется, верно поступил, потому что невидимый собеседник в ответ уважительно хмыкнул.
— Ишь ты. А от нас чего именно хотел?
— Мне бы выяснить, куда ходила из этого дома женщина в сопровождении чужака. Есть кто-нибудь, способный дорогу указать?
— Есть. Но ты, середник, губу не раскатывай, мы тебе в следствиях твоих на побегушках служить не нанимались и теперь помогаем только из-за чужака, — ворчливо предупредил голос.
— И не думал даже, — успокоил его Титов. — Тут случай исключительный, без вашей помощи не обойтись.
— Только фонарь погаси, она не любит.
Кто именно «она», поручик спросить не успел: вдали, в темноте коридора, мелькнули два синеньких огонька. Натан повёл лучом в ту сторону, но сразу же опомнился и убрал свет, рядом без напоминания погасила свой фонарь и Аэлита.
— Интересно, кто это? — спросила она, разглядывая смутный силуэт, увенчанный огоньками — длинными, треугольными, словно пламя свечи, только пошире у основания, — и пытаясь понять, что он напоминает.
— Земляная кошка. Идите, она покажет дорогу, — неожиданно ответил всё тот же голос, и вещевичка восторженно ахнула: кошачьи уши! Огоньки были — точь-в-точь они, даже шевелились похоже.
— Спасибо, — в один голос ответили сыскари и двинулись по тёмному коридору почти ощупью.
Кошка оказалась толковой проводницей, вперёд не убегала и не терялась из виду; хотя и близко к себе не подпускала, не позволяя как следует разглядеть. Уши обычно колебались низко у земли, но порой взмётывались кверху, словно зверь поднимал голову и озирался. В темноте сложно было оценить расстояние и размеры кошки, но порой, когда она приближалась, чудилось, что уши у неё с мужскую ладонь или даже больше, а сама навья тварь — длиной в добрую сажень.
Вскоре от постоянного напряжения начали болеть глаза: чудилось, что синие, неяркие огоньки вот-вот исчезнут, да и воображение норовило населить окружающий мир их неверными отражениями, которые разбегались в разные стороны, стремясь заморочить и погубить.
Однако ничего дурного не происходило: никто не нападал на путников из-за угла, кошка вела уверенно и спокойно, ровный пол стелился скатертью и не подбивал под ноги неожиданными кочками или ямами. Первый десяток шагов путники еще ступали неуверенно, спотыкались на ровном месте, а после приноровились и вскоре почти уже не обращали внимания на темноту.
Счёт времени под землёй опять безнадёжно потерялся, как и в прошлый переход, и чудилось, что это не шутки разума, а жутковатое свойство этого подземного лабиринта, расположенного между Явью и Навью. Могло пройти и четверть часа, и час, и два, когда земляная кошка в очередной раз подпустила сыскарей к себе ближе — и исчезла, напоследок по-звериному дёрнув правым ухом. Темнота в мгновение сделалась нестерпимо плотной, стиснула со всех сторон своими огромными мягкими лапами так, что даже дышать стало как будто тяжелее. Но тем она пока и ограничилась, раздумывая, сжать ли сильнее, чтобы выдавить дух, или всё-таки отказаться от добычи.
— Эй, кис-кис-кис! — негромко позвал Титов, но никто, конечно, не ответил.
— Мы пришли? — спросила Аэлита. — Может, свет зажечь?
— Наверное. Давай я, а ты глаза прикрой, с непривычки больно будет.