— Погоди, я не поняла, — вдруг подала голос Брамс, которая выглядела до крайности растерянной и озадаченной. — Получается, всё вот это — три убитых женщины, предательство пусть бывшего, но друга и измена — всё просто потому, что его отец продулся в карты и не оставил сыну большого наследства?! Но ведь на «Взлёте» такое огромное жалование. Куда столько?!
— Наследство тут, пожалуй, ни при чём, — медленно проговорил Титов, разглядывая вновь впавшего в прострацию и словно бы не слышащего их Горбача. — Есть такой сорт людей, которые полагают себя выше прочих. Их жизнь и их интересы, по их мнению, превыше всех иных, а окружающие люди и уж тем более такие эфемерные понятия, как честь и верность, не имеют для них ни малейшего значения, только цену. Наследство здесь просто повод, иной раз им являются вещи куда менее значимые. Помните, как там в книжке было: «Я человек и право имею»… Только тут случай малость другой, здесь раскаяния ждать не приходится.
— Да, имею! — вдруг взорвался Горбач, резко повернувшись и подскочив с места. — Я дворянин, я должен был наследовать землю, по праву принадлежавшую моим предкам! А у меня всё отобрали, чтобы отдать грязи, прирождённым рабам. И ради этих рабов я должен на заводе вкалывать, с утра до вечера пылью и солидолом дышать, чтобы этих жрущих с утра до ночи животных от кого-то там защищать?
— Долг дворянина — служить царю, Отечеству и защищать свою землю, — процедил Титов, медленно поднявшись. Он судорожно стискивал кулаки, пытаясь унять бешенство: бить арестованного — последнее дело, да поручик к тому же чувствовал, что одним ударом не ограничится, а, чего доброго, покалечит. — Не всё, что всплывает на поверхность, — это сливки общества. Дерьмо тоже не тонет.
Поручик сумел удержать себя в руках, а вот Горбач сорвался и попытался ударить сыскаря — прямо так, через стол. Но, чтобы представлять настоящую опасность, ему не доставало ни силы, ни умения. Натан перехватил руку вещевика, легко заломил за спину, не без удовольствия впечатав того лицом в стол.
— Конвой! — рявкнул поручик в пространство, но охрана и без команды уже возникла на пороге, отреагировав на шум. — Уведите в камеру, а то он до суда не доживёт!
Не особенно церемонясь, вещевика выволокли прочь, оставив сыскарей вдвоём. Титов так и замер на своём месте, и бог знает, сколько бы простоял, мысленно кипя и негодуя, если бы не Аэлита. Она поднялась тихонько, подошла, обняла сзади, прижавшись к его спине, уткнулась лбом в китель между лопаток — и в то же мгновение злость и напряжение ушли как не бывало.
— Прости, — тихо проговорил Натан, накрывая ладони девушки своими.
— За что?
— Как «за что»? За вот эту ругань, — пояснил он, поворачиваясь к ней лицом.
— Ой ладно! — захихикала вещевичка. — Я уже поняла, что у тебя это больной вопрос. Говорю же, ну точь-в-точь — Коленька! Тем более не так уж ты и ругался, даже его не стукнул.
— Велико достижение, — вздохнул поручик. Потом не удержался, всё же легонько поцеловал губы невесты и предложил задумчиво: — Пойдём мороженого съедим?
— А как же расследование? Наверное, нужно и Боброву всё рассказать, и дядюшке…
— Да чёрт с ними, вечер уже, хватит. До завтра подождут.
Аэлита возражать не стала, даже на её вкус приключений на сегодня было вполне достаточно.
И после такого насыщенного, трудного дня это оказалось хоть и внове для обоих, но на удивление приятно: просто гулять вдвоём, болтать о пустяках, смеяться, целоваться украдкой и не вспоминать совсем ни о чём серьёзном.
Глава 27. Важный шаг
Следующий день выдался у Натана сумбурным и полным волокиты. Нужно было подбить все хвосты, всё всем сообщить, доложить, отчитаться и выслушать от окружающих то, что они сочтут нужным сообщить. Бобров очень ворчал на самоуправство, но хвалил. Чирков очень хвалил, но ворчал на тему участия в этой истории Брамс. Михельсон — просто ворчала, что Титов суетной и покоя от него нет. Однако все, кажется, в глубине души были поручиком довольны и даже, может быть, немного гордились: шутка ли, за неделю такой гордиев узел разрубить!
Аэлита так уж точно гордилась — и им, и собой, — и именно с этим чувством, очень бодрая и довольная, умчалась с утра пораньше в Федорку: оговорённые выходные кончились, нужно было навёрстывать упущенное. Всё же сыск сыском, а институт был для неё святая святых, и мысль оставить его в голову вещевичке даже не приходила. Натан сейчас даже радовался такому разделению обязанностей, поскольку без отвлекающего фактора в лице Аэлиты было проще заниматься подобной неприятной, рутинной, но всё же нужной работой.
В конечном итоге Горбача к себе забрала Охранка. Теперь, когда вопросов к нему не осталось, Натан совсем не возражал против подобного: ему же проще, не нужно вести разговоры с судебными и объяснять посторонним людям скользкие моменты с перемещением преступника по тайным коридорам, которых официально не существует.