– Ты не веришь мне, мерзавец?
– Ха, ха! Нашла дурака.
– А в это веришь? – увесистая оплеуха обрушилась на правый глаз Блемонтина.
– Теперь верю, – Блемонтин погладил хряснувшие шейные позвонки. – На такой удар способна только оскорбленная добродетель.
– Скотина, знай, я тоже притворялась, когда орала под тобой и царапала тебе грудь. Ты ни разу не дал мне удовлетворения. Ты только и годишься на эти бесконечные залеты. Хватит, я ухожу от тебя, Блемонтин.
– Бонни, учти, через неделю я забуду твой телефон, а через две – и твое имя…
– Это – тебе для укрепления памяти! – вторая оплеуха отпечаталась на щеке музыканта.
– Попутного ветра, птичка.
– Будь счастлив, Блемонтин.
«До чего же я ненавижу эту бабу! – размышлял Блемонтин, оставшись один. – Удовольствия на полчаса, а головная боль на всю оставшуюся жизнь! Мышеловка проклятая! Сунь туда… р…раз! – и готово. Хомут на шее. Нет, меня не проведешь! Не на того нарвалась!»
Блемонтин достал флейту и заиграл одну из тех мелодий, после прослушивания которых мыши с его кухни перебегали к соседям.
– Прощай, Бонни, – шептал флейтист с тихой радостью раскрепощения.
Больше он не принадлежал одной женщине. И это было как нельзя кстати. С недавних пор он обнаружил в себе непреодолимое влечение ко всем женщинам сразу. Они интересовали его как коллектив, как популяция. Не выделяя из них какую-то одну, он любовался ими со стороны. Именно так мы любуемся лазурным морем, забывая, что оно состоит из множества шаловливых волн.
Любование многими красавицами приводило его в больший экстаз, чем физическое обладание одной. Платоническая страсть Блемонтина была, в то же время, весьма практичной, поскольку не требовала ни ухаживаний, ни согласия девушек. Даже самые строптивые из них не могли ему запретить любоваться собой.
Блемонтин вспомнил о девчонках из пансионата «Роза», предстоящем Конкурсе Красоты, и с кончика его «дудочки» потекли звуки, которым с энтузиазмом подвывали соседские кобели.
Наутро, после полицейской облавы, Лони Дидрихсон подняла с пола черный блесткий предмет – это были кастаньеты Хуаниты Миньос!
– Так вот кто прикидывается вампиром! Противная, низкая, подлая лесбиянка! Теперь понятно, почему она советовала тихой мышкой отдаваться вампиру!
Лицо шведки залила краска стыда и негодования:
– Ну, хорошо же, ты об этом пожалеешь, Хуанита!
План мести созрел быстрее, чем кровь отхлынула от лица прекрасной шведки. Как ни в чем не бывало, она проскользнула в комнату Миньос.