Президент Чувляндии Бляха Мул вышел из штабного барака, которым дорожил не более, чем собака вырытой в снегу норой, и с ненавистью осмотрел снаружи свои апартаменты. В этих покосившихся лачугах, маскировавших атомную шахту, вряд ли выжили бы даже привидения. Однако, соратники Президента находили их вполне сносными. Не удивительно – большинство из них знавало и худшие времена.
Все они, в прошлом бомжи и бродяги, пришли сюда за Бляхой Мулом, чтобы стать единым народом. Это были как раз те люди, которые, тусуясь у гастрономов и пивных, незаметно для окружающих обрели особую национальность. У них был свой, непонятный другим язык, одинаковые лица – с красной отечной кожей, даже национальная одежда – мятые, не по росту пиджаки и брюки. Нормальные люди презрительно их звали «пьянью», сами же они звали друг друга «чуваками», что и дало впоследствии название их суверенной республике – Чувляндия. С ее провозглашением они получили последнее, что делает национальность нацией – собственную территорию. А наличие на ней атомной ракеты открывало перспективу международного шантажа и безбедного существования за счет богатого Дядюшки Сэма.
Радостное ощущение свободы нарушалось лишь присутствием доцента Даршаньякова, которого все здесь недолюбливали и побаивались. Но, в то же время, все понимали, что без его помощи чуваки не смогли бы ни захватить ракетную базу, ни, тем более, удержать ее.
Президент зевнул и рассеянно взглянул на небо, по которому плыли облака удивительно правильной округлой формы, похожие на НЛО, покинутые своими обитателями.
– Во бляха, благодать-то! – президент блаженно потянулся, намереваясь прикемарить часок-другой, но в это время увидел опрометью бегущего к нему Трясуна – единственного в Чувляндии импотента.
– Ваше благородие, – захлебываясь кричал импотент, – там на поле баба раздевается.
– А ну, покажь, где!
Мул вскачь побежал за трясуном к «колючке». Здесь он увидел идущую по картофельному полю женщину.
– Во бляха, во дает! Беги, доценту скажи, – приказал Мул импотенту.
Миссис Райт дошла, между тем до ограждения. Здесь она надела пурпурную юбку Анжелики.
– Ко мне, мальчики, – закричала она по-русски.
В ответ раздался похабный хор голосов. Чуваки, бросая оружие, как козлы, начали прыгать через «колючку», повлекли Элен в барак Даршаньякова, стараясь лизнуть или хотя бы ущипнуть ее на ходу. Некоторые, не утерпев, впадали в экстаз и, корчась, как эпилептики, валялись на траве.
– Даршаньяков! – заорал Президент.
Двери барака с треском разлетелись! Из них вышел огромный слон с головой хозяина антикварной лавки.
– Не «Даршаньяков», а д’Аршаньяк, – громовым голосом произнес он и направился к Элен.
Вой и улюлюканье чуваков достигли наивысшей силы. «Сейчас или никогда!» – Элен вскочила на бочку из-под бензина и протянула руку над возбужденными телами чуваков:
– Повелеваю вам перегрызть друг другу глотки! – приказала она.
И тотчас страшный хобот графа д’Аршаньяка сдавил ближайшего чувака с такой силой, что из него, как из раздавленной кильки, вылезли кишки. Чуваки, скрежеща зубами, кинулись друг на друга! Победительница, ликуя, взирала на этот пир смерти.
Но вдруг все кончилось. Словно в «видике» зажало пленку. Элен обернулась, и увидела стоящего позади импотента Трясуна – единственного во всей Чувляндии человека, на которого не подействовали ее чары. В руках он держал сорванную с Элен юбку Анжелики.
– А что, я ничего, мне Даршаньяков сказал, я и сдернул, – растерянно пробормотал Трясун.