— Вот, видишь, как тут все подвижно, — развел руками Рыжий. — Дальше — Вера. Она призывает судить по закону, а по закону у нее выходит, что казнить никого нельзя…
— В общем, понятно, что мнения разделились, — заключил Стас. — Можно я выскажу свое?
— Говори, — кивнула ему Инна.
— Благодарю, ханым эфенди, — картинно поклонился Мамай. Иноземцева поморщилась. — Народ, я вот что думаю, — заговорил он в установившейся тишине. — Правосудие — это прекрасно. Месть — тоже, по-своему, хорошо. Но, по мне, так ни то, ни другое — не наш случай. Закон, даже если бы он у нас был толково написан, — Олег насупился, справедливо приняв последнее замечание на свой счет, — это для своих. На чужаков он распространяться не должен — с какой стати? Для них он такое же наше решение, как и любое другое — то есть, произвол. Поэтому забудем о законе. Теперь месть. Что она даст нам сама по себе? Иллюзию справедливости? Рому местью не вернешь. Но главное — не защитишь от его участи других. А ведь важно не просто наказать убийц и грабителей, важно сделать так, чтобы убийства и грабежи не повторились! И тут Макс в точку попал: не столько даже дело в пленниках, сколько в тех, кто остался там, за злым лесом, как они его называют. Положение у них отчаянное, одной несоленой говядиной сыт не будешь — рано или поздно захотят наведаться за добычей к нам. Не в открытую, конечно — исподтишка. Что нам, всю жизнь ходить, оглядываясь, не точит ли за спиной ятаган злой турок? Значит, наша задача: сделать так, чтобы они и подумать об этом боялись, а каждого, кто заикнется о походе на русских, сами же и резали. Поэтому предлагаю: половину пленников — казнить. Лучше — тех, что изначально пришли для переговоров, их вина больше. Пять-шесть турок за одного нашего — нормальное соотношение, я считаю. Причем казнить их — на глазах у второй половины. А тех потом отпустить, предупредив, что если хоть одна сволочь снова появится по эту сторону злого леса — придем и перебьем остальных. Может, подействует на них. Единственная альтернатива — пойти и перебить там всех сразу, закрыв вопрос раз и навсегда, но это, вроде как, бесчеловечно и вообще не наш метод. Поэтому — пятеро, как урок всем остальным. Вот такая петрушка…
— Правильно! — яростно подхватил Макс, едва Мамай умолк. — Так и нужно сделать!
— Да, точно! — тут же присоединилось к нему еще несколько голосов.
— Казнить, значит… — мрачно проговорила Инна. — И что, все, кто сейчас так громко кричат «да» — готовы лично перерезать пленникам горла? А рука не дрогнет?
— Лично у меня нет, — бросил Стас, хотя обращалась она не к нему.
— В тебе я и не сомневалась, — процедила Иноземцева, и в ее устах это явно не было комплиментом.
— Может, и дрогнет, — сжав кулаки, бросил Макс. — Но я глаза закрою, Ромку вспомню — и перестанет дрожать!
— Кто еще считает так же? — обведя ребят тяжелым взглядом, поинтересовалась Инна.
— Я! — вскочила со стула Света.
— Я! Я! — на противоположных концах ряда поднялись еще двое: Павел Ким и Ира Зварыч, оба из бывшей шестерки Вербицкого.
— Пятеро, — холодно констатировала Инна.
«Меньшинство», — с облегчением подумал Олег, опасавшийся, что речь Мамая найдет отклик в сердцах слишком у многих. Он и сам понимал — в словах Стаса есть рациональное зерно, но в целом его предложение звучало чудовищно. Впрочем, так или иначе, было ясно, что Иноземцева на такое ни за что не согласится…
Светлов скосил глаза на Аду: не встанет ли, не поддержит ли идею расправы над своими недавними мучителями? Вот ее, поступи она так, он бы, наверное, не осудил… Но девушка сидела с каменным лицом и молчала.
Зато не молчали другие.
— Лысый Чибис тоже будет «за»! — выкрикнул Макс. — Уже шесть!
— Ленка, уехавшая на вездеходе, за Рому сама туркам горло перегрызет! — вторила ему Света.
В этот момент дверь столовой распахнулась, и Олег уже успел представить, как поддержать единомышленников вбегают упомянутые Антон и Лена, но на пороге появились вовсе не они, а всклокоченный Тёма Борисов. Человек-с-ружьем-номер-два — на этот раз, правда, он был безоружен — тяжело дышал и выглядел так, словно по пятам за ним гнались голодные Чужие.