«Я. Уяснила».
— Ну тогда не буду тебе мешать… — Настя подняла с пола мушкетон и взялась рукой за спинку стула, намереваясь переставить его к двери соседнего бокса, но внезапно ей в голову пришла новая идея. — Нет, погоди! Еще один вопрос. А ты… Ты можешь сказать, о чем сейчас думает Тимур? — с ноткой смущения в голосе выпалила она.
Футболка трутня, кажется, едва не треснула на резко раздавшихся плечах, когда «Настю» в боксе сменил «Тагаев».
«Нет, — пришел «ответ» через четверть минуты. — Очень. Далеко. Не. Хватает. Умения. Или. Сил.».
— Ну и ладно… — с некоторым даже облегчением бросила девушка, успевшая испугаться, что услышит что-нибудь не то. — А что, другие знают, что ты вот так вот… — она запнулась, подбирая слово. — Телепатически можешь общаться? Олег? Мамаев?
«Новый. Навык. Не. Успела. Известить. Страту».
— Ясно, — кивнула Настя. — Ну ладно, тренируйся…
Передвинув стул, она уселась напротив входа в бокс Хюррем. Там все было без изменений: парни, включая сидящего в углу, похоже, дрыхли, турчанка косплеила кариатиду, подпирая спиной стену. «Страх, усталость, отчаяние…» — вспомнила Настя «слова» трутня. Пожалуй, не требовалось быть Чужой, чтобы безошибочно считать эти чувства с лица узницы.
Устроившись поудобнее, Настя прикрыла веки. Не одна Хюррем сегодня устала…
«Боль. Стыд. Отвращение. Страх», — набатным колоколом ударило в ее мозгу. Поняв, что задремала, девушка разверзла глаза: ситуация в боксе успела измениться кардинально. Никто там больше не спал: трое парней в рядок сидели на койке, а четвертый, косматый и голый по пояс, нависал над забившейся в угол съежившейся Хюррем. Бурно жестикулируя, турок что-то говорил девушке (слов из-за двери слышно не было), в ответ та лишь отчаянно мотала головой из стороны в сторону. Внезапно он ударил Хюррем по лицу — почти без замаха, тыльной стороной ладони, но, очевидно, с немалой силой. Девушка отпрянула, врезалась затылком в стену и начала оседать на пол, но парень грубо подхватил ее левой рукой, рывком поставил на ноги и одновременно запустил правую руку Хюррем под футболку.
В следующий миг Настя уже была с мушкетоном у распахнутой двери бокса.
— Всем стоять! — истошно выкрикнула она, водя раструбом оружия из стороны в сторону. — А ты — отпусти ее, быстро!
«Hareket etmeyin![22] — возникло в мозгу. — Birak gitsin! [23]»
Впрочем, подсказка Чужой оказалась излишней — вполне хватило грозного Настиного тона. Турок отскочил от своей жертвы, как ошпаренный, троих его товарищей, словно ураганом, сдуло на дальний конец койки.
— Хюррем, иди сюда! — приказала Настя — и вновь была понята. На подгибающихся ногах турчанка двинулась к выходу из бокса. Слегка посторонившись, Настя пропустила ее мимо себя, в любой момент готовая спустить курок мушкетона.
Едва Хюррем переступила порог, как, по всей видимости, силы ее окончательно оставили, и турчанка тяжело опустилась на пол.
— С вами утром разберутся! — прищурившись, пообещала Настя оставшимся в боксе узникам и заперла дверь. — А вот с тобой что теперь делать? — посмотрела она на турчанку.
Услышав обращенный к ней вопрос, Хюррем подняла лицо на свою спасительницу: из ее черных глаз беззвучно текли слезы.
— Так, вот только этого не надо! — грозно прикрикнула на турчанку Настя, поймав себя на подспудном желании присесть на пол рядом со спасенной жертвой, пожалеть, успокоить. — Плакать мы и сами умеем!
Хюррем быстро-быстро закивала, словно что-то поняла, но слезы у нее так и продолжали литься потоком.