Полковник отдал несколько распоряжений подчиненным, выслушал негромкий быстрый доклад и вернулся к ней.
Столько раз слово «нет» Элиза не повторяла никогда. Это было похоже на игру «Барыня прислала сто монет» наоборот. Там — «да и нет не говорите», а здесь — сплошное «нет».
Отец никогда не обсуждал с ней канцлера. Нет, она не знает, кто еще участвовал в покушении. Нет, никто, не видела, даже предположить не рискну, не догадывалась, не собирался, не верю, отец не мог, нет, нет, нет!!!
Полковник дал Элизе подписать протокол и потерял к ней всяческий интерес. Отправился командовать расследованием дальше, оставив ее сидеть в кресле.
Она держала спину прямо. Не плакала, не пыталась кого-то в чем-то убедить. Она несколько раз моргнула, подняла руку к горлу и с силой уколола палец застежкой броши с воротника блузки. Отрезвляющая боль заставила широко распахнуть глаза, но тягучий кошмар не прекратился. Та же гостиная, гвардейцы, стакан с водой на столе, множество свечей (еще вечер? Или уже глубокая ночь?), фигурки на каминной полке, у дверей полковник говорит с кем-то, стоящим в коридоре…
Как же его зовут полковника? Он представился, но вылетело из головы.
Элиза бессильно уронила руки на колени. На подушечке указательного пальца набухала большая капля крови.
Надежда проснуться не оправдалась.
Элиза снова посмотрела на статуэтку на камине, подарок жениха. Очаровательная пастушка мило улыбалась искусно раскрашенным личиком. У ее ног стояла такая же миленькая овечка.
Фарфоровые улыбки и ожидание — не тронут? Разобьют на острые осколки? Переставят в чулан? Ты можешь только ждать своей судьбы, красивая куколка.
По брусчатке простучали копыта, снизу прозвучал громкий окрик, и полковник быстрым шагом вышел из гостиной. Отчаянная надежда — вдруг это ошибка, жуткий сон, никакого покушения не было, отец жив и сейчас все прояснится! — кинула Элизу к окну. Она отодвинула край тяжелой портьеры, пошире распахнула створку и посмотрела вниз.
Над Гетенхельмом сияла полная луна.
Во дворе, залитом светом масляных фонарей, было тесно от конников в красных плащах Охранителей. Императорские гвардейцы собрались у крыльца, преграждая им путь. Господин в широкополой шляпе с капитанским золотым на плаще, не спешиваясь, обратился к вышедшему полковнику:
— Сударь, что здесь происходит?
В памяти Элизы эхом отдалось: «Я — Провинциал-охранитель Гетенхельсмкий!». Тот же голос, такой же тон приказа…
Полковник с деланной усталостью вздохнул:
— Расследование государственной измены, Ваше Преосвященство. Дело в юрисдикции Корпуса, церковные власти не имеют к нему никакого отношения. Прошу вас прекратить препятствие правосудию.
— Это Я прошу Вас прекратить препятствие правосудию, — раздельно и четко проговорил всадник. — В покушении замешана магия, это дело охранителей.
Блеснула серебряная бляха. Со второго этажа чеканку было не разглядеть, но Элиза, как и любой житель Империи, прекрасно знала, что на ней.
Крест, герб графства или герцогства и имя — у Провинциал-Охранителей в сане епископа. Крест, герб и номер — у простых охранителей. Помощники и ученики обходились медными бляхами.