Сигруду приходится пригнуться, чтобы увидеть то, что снаружи.
— Да, — удивленно говорит он. — Только гляньте на это все.
Теперь он понимает, как изменился город. Там, где были руины, стоят красивые, блистающие здания, современные кирпичные строения с большими стеклянными окнами — он помнит, что в прошлый раз здесь было очень мало окон с хорошими стеклами. Автомобиль едет по чистым, аккуратным улицам с электрическими фонарями, и нигде не видно ни груд щебня, ни баррикад. Поверхность улиц гладкая, без выбоин, что весьма странно — ведь Сигруд помнит, что асфальт и брусчатка были в трещинах, словно тающий лед на озере. Люди гуляют по улицам с небрежным видом пешеходов, занятых ежедневной рутиной, а не рыскают встревоженно, как в воспоминаниях Сигруда.
Все такое современное, такое организованное. По идущей через высотные здания надземной линии едет поезд метро, и в каждом окне каждого вагона виднеется чье-то лицо. Фонтаны, магазины, деревья. Рынок под открытым небом, где продается мясо и фрукты — настоящие свежие фрукты, которые в Мирграде его воспоминаний раздобыть было невозможно.
Время от времени попадается какой-нибудь кусочек искаженного мира — словно рана в реальности, оставшаяся после Мига. Но все такие места наилучшим образом заштукатурены, превращены в маленькие парки с табличками рядом, где написано: здесь случилось то-то и то-то, и вот что мы помним, и вот что мы знаем.
Историю, которую в известном ему Мирграде ужасно подавляли и из-за которой постоянно препирались, на этих улицах никто не оспаривает.
И вот наконец они подъезжают к Солде. В его дни река была ледяным полем, и к ее грязным берегам лепились крошечные рыболовные лачуги и трущобы; теперь здесь доки, причалы, мельницы, нефтяные заводы, промышленность. Сигруд смотрит, как по извилистому руслу Солды медленно продвигаются корабли и баржи. Это процветающее место, место, куда люди отправляются, чтобы трудиться, работать и мыслить, место, где можно жить.
— Я больше не вижу стены! — говорит Тати. Она смеется. — Это удивительно, не так ли?
Сигруд оборачивается, чтобы взглянуть на горизонт. Там нет даже намека на стены: он забыл, что они становятся прозрачными, как только въезжаешь в город.
— Ох. Точно.
— Знаете, они хотят просверлить еще одно отверстие в стенах, — сообщает Тати. — Чтобы получился проход к запланированным промышленным объектам с той стороны. Фабрики, новые дома и сортировочная станция побольше размером.
— Да ладно, — говорит Сигруд.
— Да! — подтверждает Тати. — Тут всего стало слишком много. Слишком многое стекается в этот город. Эти громадные божественные стены больше не в силах сдерживать Мирград, только не после Вуртьястана и открытия Солды.
Сигруд замирает.
— Открытия Солды? — тихо переспрашивает он.
— Да, — говорит Тати. — Это все изменило, знаешь ли.
Сигруд сидит в тишине, глядя на процветающий мегаполис, и вспоминает молодую дрейлингку, которая однажды ему сказала: «Вот это — это поступь цивилизации: мы внедряем изобретения, которые меняют мир! Да какое там меняют, они диктуют миру свои условия, и мир им покоряется! Достаточно одного толчка — и все пойдет по накатанной, набирая скорость!».
«Сигню, — думает он, — так это ты сотворила это место?»
Теперь бо́льшая часть города ему незнакома, но, когда лимузин поворачивает, он внезапно узнает открывшееся впереди зрелище.
Он знает эту улочку и этот переулок. Он помнит, как однажды цеплялся здесь за автомобиль, набирающий скорость. Водитель пытался раздавить Сигруда об стену здания, и дрейлингу с трудом удалось избежать этой судьбы.