— Разрушенный во время Битвы, — тихо говорит Ивонна. — Я знаю. Я видела, как все случилось, с этого самого балкона. Улицы заполнились серебряными солдатами… и само небо изрекало слова гнева.
Татьяна расспрашивает Сигруда о Битве, о Панъюе, о Воханнесе и Шаре и о том, чем они здесь занимались. Он старается объяснить, но вдруг понимает, что знает очень мало. Может, все забыл — или изначально ничего на самом деле не понимал.
Он вспоминает, как Шара шла рядом с ним по заснеженным улицам Мирграда, указывая на реликвии и исторические места. Он так скучал и кривлялся, пока она говорила, но теперь его сердце ноет при мысли о том, что она могла быть рядом, рассказывать дребедень про историю или политику, поправлять сползающие очки, и ее волосы были бы кое-как собраны в узел, а от ее жестикулирующих рук исходили бы ароматы чая и чернил.
«До чего жуткий грех — нетерпение, — думает он. — Оно делает нас слепыми к текущему моменту, и лишь когда он превращается в минувший, мы оглядываемся и понимаем, каких сокровищ лишились».
Тати болтает об удивительных вещах, которые читала про Мирград: о планах, о переменах, о строительстве, о новом мире, который расцветает здесь, на берегах Солды, — о том, что Сигруд и Ивонна понимают с большим трудом.
— Могло ли все быть лучше? — спрашивает Тати. — Могла ли мама… лучше справиться со своей работой?
— Не мне об этом говорить, — отвечает Сигруд.
— Может, она была слишком терпимой, — продолжает Тати. — Слишком снисходительной. Когда ты на несколько секунд получаешь власть, а потом…
Сигруд хмурится, вспоминая сказанное Тати на борту аэротрамвая: «Возможно, единственный способ начать с чистого листа — это смыть написанное кровью!» Он понимает, что это слова разъяренного подростка, но все-таки они его беспокоят.
— Все могло быть лучше, — говорит Ивонна. — Но могло быть и гораздо хуже.
— Да, — соглашается Сигруд.
Тати несколько секунд молча смотрит на городской пейзаж.
— Я когда-нибудь перестану их ненавидеть? За то, что они сделали с мамой?
— Жить с ненавистью, — говорит Сигруд, — это все равно что хватать горячие угли, чтобы бросить их в того, кого считаешь врагом. Кто из вас сильнее обожжется?
— Цитируешь Олвос, — констатирует Тати.
— Хм. Я считал, это придумала Шара.
— Нет. Это была Олвос.
— Ну и ладно. Когда ты перестанешь хвататься за угли, Тати?
Девушка пристально глядит на город.
— Не знаю. Иногда они единственное, что меня согревает.