И Геральд, отложивши роман — между прочим, Гражина его еще не дочитала! — взял со столика кружку. Именно она источала этот чудесный аромат и… и вовсе не чудесный, теперь Гражина отчетливо ощущала ту единственную ноту, что беззастенчиво рушила всякую такую чудесность.
— Я так переволновалась… — матушка-таки выбралась из креслица.
— Выпей, — кружку прижали к губам Гражины, и она упрямо губы стиснула, как в детстве, когда пыталась избежать рыбьего жиру, весьма полезного, но меж тем несказанно отвратительного.
— Она не хочет пить твое…
— Она не понимает, что только так восстановит силы. Пей!
Вот кричать на нее не стоило.
Крик Гражина не любит. И упрямство ее тихое от крика лишь крепнет. А силы… сил у ней и без того немало, хватит, чтобы кружку оттолкнуть. Темное варево пролилось, впиталось в постель, и вонь сделалась невыносимою. И ощущала ее не только Гражина. Вон маменька нос зажала и поспешила окошко распахнуть.
А за окном ночь глубокая.
И выходит, что Гражина в постели провела несколько часов.
— Уберите это, — велела она строгим тоном. И сама удивилась, что умеет этак разговаривать. — Я не буду пить твое… зелье.
— Без зелий ты не сможешь.
Геральд, как ни странно, не рассердился. Кружку убрал. Поморщился.
— Запах, конечно, не самый приятный, но поверь, сырая кровь — лучший способ восстановить силы.
Кровь?
Он пытался напоить Гражину кровью?
Она зажала рот ладонью, чувствуя, что ее вот-вот вырвет.
— Всего-навсего куриная, — Геральд не оправдывался, но ставил в известность. — Тебе надо привыкать.
Гражина не желает привыкать.
И видеть его… и что он сделал, чтобы ей помочь?
Ничего.
ebooksa