— Звезды… звезды хороши… я их теперь вижу… а ты видишь?
Нет.
И не желает видеть.
Пан Штефан решительно продолжил дело, которое и вызвало его среди ночи. Похоже, придется все самому. И он, кажется, знал, как поступить. И пусть знание это приводило его в ужас, но руки оставались крепки.
…почки.
…сердце хорошее, которое он уложил в коробку бережно, полюбовался работой и крышку закрыл.
…печень.
…кишечник… желудок… костная ткань.
Работа успокаивала и наполняла уверенностью, что все-то он сделал верно. И когда от человека, лежавшего на столе, осталась малая груда мяса, пан Штефан вытер руки.
Подошел к Йошеру, убеждаясь, что тот всецело погрузился в грезы.
…коробки уместились на тачке. Неудобно, но…
…до кладбища недалеко. А там в склепе, в хранилище превращенном, полежат…
Он вывез все во двор.
Вернулся.
Плеснул из бутылки спирта на стол с останками, на пол, на одежду спящего некроманта. Пнул канистру с керосином, остатки которого расплескались по полу.
Вышел.
И, подпалив лоскут ткани, кинул его в окошко…
Он до последнего опасался, что треклятая метка обожжет руку, но та была молчалива, верно, погружена в те же грезы, что и человек, ее поставивший.
…полыхнуло изрядно. Правда, пан Штефан успел отойти. Он был разумным человеком.
Гражина проснулась от престранного запаха. Был он не то, чтобы вовсе неприятен, отнюдь. Сладковатый, гармоничный.