Глава двадцать первая, в которой вершится колдовство
Всю ночь Мэб снилось что-то странное, эротическое пополам с кошмарным. В памяти подробностей не осталось, помнилось лишь ощущение вязкой патоки, в которой она тонула. Казалось, на коже остались следы, и машинально Мэб языком тронула запястье и очень удивилась в первое мгновение, ощутив не сладость, а соль. Ночь была душной, жаркой, она вспотела, сорочка прилипла к телу и, должно быть, в этом было все дело. Мэб поднялась с постели, стянула сорочку, швырнула в корзину для белья, почти переполненную — нужно вызвать прачку — и подошла к зеркалу. Бледна, измождена, измучена. И синяки по всему телу, мало привлекательные на вид, оставленные чужими жадными пальцами. Краска прилила к щекам, когда Мэб, бросил взгляд на исцарапанные колени, вспомнила вчерашнее свое поведение. Что это было? Нет ничего дурного и неестественного в том, чтобы самой проявлять инициативу, но — вчера она практически изнасиловала Реджинальда Эншо в купе поезда.
Можно ли изнасиловать того, кто находится под действием зелья страсти? Ну а почему нет? — сама себе ответила Мэб. Согласие ведь дает не человек, за него говорят чары.
И как теперь смотреть Реджинальду в глаза?
Было бы проще, если бы все между ними оставалось по-прежнему, но Мэб по ряду причин не могла больше смотреть на него, как на назойливого, раздражающего, ректором навязанного соседа и компаньона. С ним было интересно. И легко. И, находясь рядом, Мэб невольно заражалась спокойной уверенностью Эншо, начинало казаться, что ситуацию можно легко исправить. Эта уверенность была ценна, Мэб вовсе не хотела ее лишаться.
Наскоро смыв с себя остатки сна и неприятное ощущение липкой патоки, Мэб оделась, заколола волосы, постоянно норовящие упасть на глаза, и медленно спустилась вниз. На первом этаже пахло кофе. Негромко играла музыка, какая-то причудливая джаз-импровизация, Мэб в этом совсем не разбиралась. Осторожно, сама и не зная, почему старается не привлекать лишнее внимание, Мэб заглянула на кухню.
На круглом обеденном столе разложены были стандартные медальоны, отлитые из олова. Судя по слабому сиянию над ними, Реджинальд начал уже работу над амулетами. Чуть поодаль на подоконнике громоздились всевозможные книги, справочники, пухлые тетради с выпадающими страницами, словно это не кухня, а рабочий кабинет. Поверх них навалены были самопишущие перья, готовые амулеты, пучки трав, небольшие приборы, нитки, бусины и полоски металла — все то, что составляет рабочий инструментарий артефактора. Сам Реджинальд, удивительно домашний — в тонком жемчужно-сером джемпере, с растрепанными волосами, с — удивительно, но и эта деталь смотрелась по-домашнему уютно — рабочими оккулярами, сдвинутыми на лоб, крутился возле кухонного стола, на котором возвышалась странная конструкция из стеклянных колб, чаш и трубок. Руки, обнаженные до локтя, порхали над аппаратом, подкручивая, поворачивая, сдвигая на сотую долю дюйма, и все это словно в такт джазовой импровизации.
Мэб сглотнула образовавшийся в горле ком.
Реджинальд улыбнулся, и по губам его на мгновение скользнула приветливая, совершенно мальчишеская улыбка.
— Леди Мэб, доброе утро.
— Кофе, — грубо прохрипела Мэб. — И во что вы превратили кухню?!
А ведь она хотела извиниться за вчерашнее! Реджинальда, впрочем, тон ее ничуть не задел. Он аккуратно сдвинул в сторону амулеты, наполнил чашку кофе и, отдав ее Мэб, вернулся к своей странной конструкции. К горьковатому аромату кофе прибавился резкий, но достаточно приятный запах жидкости для травления.
— Что это? — стараясь взять любезный тон спросила Мэб.
— Это? — Реджинальд сквозь окуляры изучил замысловатую конструкцию. — Прибор Маршана для определения состава зелий. Если я нигде не ошибся, через полчаса это будет усовершенствованный прибор Маршана.
Мэб склонила голову, изучая конструкцию. Прибор был, вне всякого сомнения, революционный: как она не силилась, не могла понять, что здесь к чему.
— Приведенное в газообразное состояние зелье проходит через эти три трубки и оседает на стенках чаши, — пояснил Реджинальд, продолжая рассматривать плоды своих рук с немалым сомнением. Он, кажется, и сам не был уверен, что все собрано правильно и будет работать как нужно. — После некоторых усовершенствований оно будет определять состав с очень высокой точностью. Если вы не будете говорить мне под руку.
Мэб промолчала.
Ей нравилось наблюдать за артефакторами за работой. Сама она, пусть и отличалась усидчивостью, но несколько иного рода. Она не смогла бы раз за разом терпеть неудачи из-за неверно проведенной линии и начинать все заново. Люди, способные переделывать огромную работу, а не бросать все после первой же ошибки, вызывали у нее восхищение. К тому же в артефакторах, и Реджинальд Эншо тому отличный пример, была особенная грация. То, как он двигался, плавно, не делая ни одного лишнего жеста, точно экономя силы, как легко и естественно смотрелся в крошечной кухоньке несмотря на свой рост, не могло не восхищать Мэб. По правде, трудно было оторвать от него взгляд.
— Готово!
Мэб моргнула, сбрасывая наваждение, и сделала глоток остывшего уже кофе.