— Что Андрей делает сейчас? — не выдержала я.
— Идет по коридору.
— Иди следом, — приказал Верховский.
Спустя несколько минут он спросил:
— Где ты сейчас находишься?
— Холодно. Шкафы, — ответил сенс. — Металлические. В них люди. Мертвые.
И оттого что это было сказано застывшим, мертвым голосом, слова прозвучали еще страшнее. Мне показалось, что даже толстокожий санитар вздрогнул, не говоря уже обо мне с Верховским.
«Морг что ли?» — прошептал санитар.
— Что он делает? — дрогнувшим голосом осведомился Верховский.
— Ищет.
Сенс надолго замолчал, потом тем же безжизненным голосом продолжил:
— Нашел. Открыл дверь. Там человек. Мертвый. Холодно. Вода на лице. Больно здесь, — и парень вновь показал на область сердца.
— Что Андрей собирается делать? — не выдержав, вновь встряла я.
— Так нельзя спрашивать! — возмущенно зашипел на меня Верховский. — Он вам не ответит. Они понимают только простые вопросы и приказы…
Но парень вдруг медленно, словно автомат, повернул голову в мою сторону, и мне показалось, что в его глазах, на мгновение утративших привычное безразличие, сверкнула искра понимания. Его мелко затрясло, и он с видимым усилием выплюнул три слова:
— Рубеж. Помочь. Свобода.
Эти слова отняли у него последние силы и, уронив голову на грудь, он то ли заснул, то ли потерял сознание.
— Коли стимулятор! Быстро! — рявкнул Верховский санитару. — Двойную дозу.
И зашипел в мою сторону:
— Не вмешивайтесь! Молчите! Подобные вопросы отбирают у мальчиков много энергии, а мы еще толком ничего не узнали!