Воображала

— …это нельзя даже назвать просто хулиганством!.. Это же форменная дискредитация! И что характерно — намёк на мою профессиональную несостоятельность! Злостная порча оборудования! Пришлось вызывать бригаду специалистов… Что характерно — они до сих пор не смогли устранить! Форменный бандитизм! Да если бы только этот вирус! Что характерно — повсеместно ведь, понимаете?! Повсеместно!

Михалыч смотрит страдальчески, говорит успокаивающе:

— Хорошо, хорошо, я понял… но от нас-то вы чего хотите? Поймать этих хакеров? Хорошо, мы будем их ловить… Заявление вы написали, мы его приняли. Теперь несколько стандартных вопросов. Подумайте, кто из ваших коллег мог бы сотворить эту грубую шутку? Не торопитесь, хорошенько подумайте.

— Коллеги! — человечек презрительно фыркает. — Сказали бы уж лучше — завистники. Было бы правильнее! Что характерно, любой бы из них был бы только рад! Но вряд ли. Кишка тонка. А эти гадёныши будут безнаказанно…

— Хорошо, хорошо, — Михалыч успокаивающе поднимает ладони. — Мы обязательно проверим. И, если окажется…

— При чём тут эти, с позволения сказать, коллеги?! Что вы мне ерунду-то городите?! Что характерно, это же какая-то новейшая технология! Да будь у любого из них такие возможности… Уж лучше тогда конкурентов проверьте. Что характерно, кому-то должен быть очень выгоден срыв номера! Вы хоть представляете себе, какие это деньги?!

— А этот срыв… он обязателен?

— Конечно! Что характерно, они отлично знают, что я не дам согласия на правленый без моего ведома материал! Это был бы прецедент, понимаете?! А моя статья тоже обязательна, что характерно, анонс уже был, интерес подогрет. Нет, они всё хорошо рассчитали.

— Послушайте, я, конечно, не специалист… — вид у Михалыча несчастный, как у ленивого и достаточно мудрого кота, которого слишком активные и недостаточно мудрые хозяйские дети пытаются использовать вместо половой тряпки. — Мне не совсем понятно, в чём проблема? Если редактор согласен с вашим вариантом, то кому какое дело до этих шутников? Перепечатайте заново…

— Да в том-то и дело, что я не могу перепечатать это! — человечек со всего размаха шлёпает на стол пачку листов, — Я пытался! Всеми способами! На разных машинах! Но у нас в редакции — ни одной нормальной машины! Все с этой вирусной придурью! Все! Что характерно!

Михалыч крякает. Чешет волосатую грудь. Искоса бросает злой взгляд на радостного старлея. Говорит осторожно:

— Техника — оно, конечно… того, этого. Но раз уж так… хм-м… вышло… Почему бы просто не взять ручку и не… хм-м… исправить? По старинке?

Выражение лица сочувственно-добродушное и очень терпеливое. Акула пера секунду смотрит на него, наливаясь тихой злобой, шипит ядовито:

— Умный, да?! — неожиданно суёт пачку гранок и маркер Михалычу, кричит с ненавистью. — На! Сам попробуй! От руки! По старинке!

— Гражданин, а вот за оскорбление при исполнении… — с полтычка заводится старлей, и даже встаёт, делая намёк на движение в сторону зарвавшейся акулы, но Михалыч вдруг говорит изменившимся голосом:

— Ша!..

Негромко вроде бы говорит. Но оба оборачиваются к нему. Камера крупным планом выхватывает замазанный чёрным кусок текста, над которым от руки написано «Электра», и успевает поймать тот момент, когда по буквам проходит лёгкая рябь, слово разрывается на два, изменяясь. Теперь почерком Михалыча над зачёркнутой фразой написано «Леди Вольт».

Удивлённый свист. Голос старлея растерянно:

— Ничего себе!..

— Вот видите? — говорит акула пера устало, и становится видно, что никакая это не акула, а просто насмерть перепуганный карась со вставной челюстью.