— Серан. Все обошлось хорошо. У нас нет больше никаких оснований волноваться.
Торнтон повесил трубку, злобное торжество отразилось на его лице. Он снова подошел к кассе. Неловким движением руки он опрокинул свечу, которая потухла. К его удивлению в комнате не стало темнее. Торнтон увидел, что сквозь стену против кассы проникал какой- то странный свет, становился все ярче, пока, наконец, блестящие голубые лучи не упали на кассу.
С криком ужаса Торнтон бросился в сторону. Его мозг напряженно работал, сердце билось с неимоверной быстротой. Голубой луч! Он уже где-то видел его. Внезапно он вспомнил, как в роковой вечер 12-го декабря, за несколько часов до того, как Кардиф был найден мертвым, гостиную в Бриар-Маноре осветили такие же голубые лучи…
Суеверный страх овладел Торнтоном. Не было ли это плохим предзнаменованием? Именно теперь, когда все, как будто, шло хорошо? Он присел на корточки, но неумолимые голубые лучи приближались все ближе и ближе. Он поспешно поднялся, выбежал в соседнюю комнату и запер за собой дверь. Тяжело дыша, он опустился в кресло и стал ждать, затем с криком вскочил, так как заметил, что голубые лучи проникли через стены и наполнили темную столовую странным голубым светом.
Он чувствовал, что не в состоянии справиться со своими нервами. Единственная мысль овладела им: спрятаться, убежать от этого ужасного света. Он побежал в спальню О’Киффе; голубые лучи последовали за ним. Натыкаясь в темноте на стол и стулья, он убежал в кухню. Но не успел он войти туда, как сквозь стену проникли в комнату голубые лучи.
Гонимый безумным страхом, он бросился в коридор, стремительно открыл входную дверь и, как пораженный молнией, остановился. Перед ним выросли две фигуры. В одной из них он узнал О’Киффе и с криком бросился обратно в комнату.
* * *
Джонсон и О’Киффе последовали за ним и зажгли свет. Торнтон снова устремился к двери, но Джонсон одним прыжком очутился перед ним, между тем как О’Киффе схватил его сзади. Он отбивался, как дикий зверь, и кричал, как сумасшедший. Глаза его готовы были выскочить из орбит, на губах показалась пена, он царапался и кусался. Черты его лица были перекошены от ярости, он потерял человеческий облик; в глазах отражался смертельный страх. Он чувствовал, что близок к сумасшествию, и напрягал все усилия, чтобы овладеть собой. Затем ему показалось, что все предметы поплыли перед его глазами, освещенные страшными голубыми лучами. Он окончательно потерял человеческий облик и превратился в царапающегося, ревущего дикого зверя.
Наконец О’Киффе и Джонсону удалось справиться с ним. Он лишился чувств, и им без труда удалось связать его и уложить на диван.
Джонсон вытер выступивший на лбу пот и, тяжело дыша, опустился в кресло.
— Послушайте, О’Киффе, вы больше не имеете права держать меня в неизвестности; что здесь происходит? Вы отправляетесь в какой-то ужасный кабачок, встречаетесь там с каким-то крайне подозрительным субъектом. Мы возвращаемся к вам домой и застаем тут в ночной час доктора Торнтона, обезумевшего от страха. Что он здесь делал? Что он вообще собой представляет?
— Он преступник, убийца, — ответил О’Киффе серьезно. — Неумолимая рука правосудия, наконец, настигла его и наказала.
— Не говорите загадками, — сказал нетерпеливо сыщик.
— Хорошо, я расскажу вам все.
Репортер подошел к дивану и взглянул на Торнтона, который был, по-видимому, погружен в глубокий сон. Его члены изредка судорожно подергивались, рот был приоткрыт и видны были крепкие белые зубы.
— Это длинная история, — начал О’Киффе, устало опускаясь в кресло против Джонсона. — Для того, чтобы вы все хорошо поняли, нам нужно будет оглянуться на много лет назад. Придется начать рассказ с того времени, когда Генри Кардиф был еще молодым человеком…
— Генри Кардиф, — перебил его Джонсон, — вы, ведь, собирались рассказать о Торнтоне?
— Все это тесно связано друг с другом. Пожалуйста, не прерывайте меня, Джонсон, я и без того так устал, что мне трудно точно и ясно выражать свои мысли.
— Генри Кардиф родился в Ульстере и работал в молодости в качестве инженера на заводе Мак Намара в Коркском графстве; Старик Мак Намара был очень богат. Он полюбил красивого умного молодого Кардифа и обращался с ним, как с родным сыном. У Мак Намара были две дочери; старшая из них, Айлен, убежала с одним молодым ирландцем, и о ней ничего не было известно. Таким образом, вторая дочь, Шейла, стала единственной наследницей старика Намара. Девушка, по-видимому, питала антипатию к Кардифу. Но, несмотря на это, отцу, который хотел сделать молодого человека своим наследником, удалось уговорить, а может быть, принудить дочь выйти замуж за этого человека.
Как и следовало ожидать, брак оказался очень неудачным. Кардиф чрезвычайно грубо обращался со своей женой, а после рождения их единственной дочери Винифред, он совершенно перестал с ней считаться. Он не жалел денег на любовниц и, в конце концов, начал буквально ненавидеть свою болезненную и грустную жену. По всей вероятности, старик Мак Намара пожалел о том, что принудил свою дочь согласиться на этот брак и, желая загладить свою вину, завещал все свое состояние Шейле. Тем временем заводы Мак Намара были проданы, и Кардиф основал уже свои собственные заводы.
ebooksa