О’Киффе открыл пузырек, поставил его на стол и положил рядом линейку и угломер. Потом придвинул стул к стене против шкафа. Джонсон, ничего не понимая, наблюдал за ним.
О’Киффе посмотрел на часы.
— Еще пять минут до половины восьмого.
Он поднялся и вышел из комнаты. Вдруг погасло электричество, О’Киффе вернулся и ощупью приблизился к Джонсону.
Сыщик вскочил со своего места.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Не найдется ли у вас свечи?
— Да, слева на столе. Можно зажечь спичку?
Они зажгли свечу, поставили ее на стол и стали ждать.
В комнате было очень темно. Слабый свет свечи отбрасывал призрачные тени на стены. Пробило половина восьмого. Джонсон сказал сдавленным голосом:
— Ну, где же ваше чудо? На этот раз вы, кажется, ошиблись.
— Подождите.
Приблизительно через две минуты сыщик схватил О’Киффе за руку.
— Опять это страшное ощущение.
О’Киффе поднес часы к свече. Его рука дрожала. На стене против кассы появился тусклый свет.
— Тридцать семь минут восьмого, — сказал О’Киффе, и Джонсон, как автомат, повторил, сам того не замечая: «тридцать семь минут восьмого».
Свет усиливался и вскоре в комнате стало совсем светло. Дрожащий сноп голубых лучей упал на несгораемый шкаф. О’Киффе схватил линейку и угломер и попросил Джонсона сделать отметку красными чернилами. Джонсон немедленно исполнил просьбу: сделал отметку красными чернилами на стене, затем подбежал к противоположной стене и провел черту.
Луч играл на стенах, скользил по полу, по столу, у которого уселись О’Киффе и Джонсон.
О’Киффе не отрывал взгляда от часовой стрелки. Свет становился слабее, и, когда последний луч исчез, репортер сказал:
— Сорок шесть минут восьмого.