— Какая прекрасная погода! — сказал он с лукавым злорадством. — Для меня не может быть ничего лучше такого солнечного зимнего дня.
— Ну, его к черту, ваш зимний день! — проворчал сыщик. — Меня ни капельки не интересуют ваши рассуждения о красотах природы. Разъясните мне лучше, что означает все случившееся вчера. Я не мог закрыть глаз до самого утра. Что общего между башней на заводе Кардифа и голубыми лучами? Отвечайте.
О’Киффе пил чай и улыбался.
— Не будьте нетерпеливы, Джонсон. Все в свое время. Приходите сегодня вечером в 8 часов в башню к Джону Гэю. Там вы все узнаете. Но приходите туда один и никому не рассказывайте об этом.
— Послушайте, О’Киффе… — начал сыщик.
Но репортер перебил его:
— Вы ничего не узнаете от меня, Джонсон, даже в том случае, если будете спрашивать до второго пришествия. А теперь мне пора вставать.
Через час О’Киффе направился на «Штранд».
Репортер был в очень странном настроении. Он должен был бы торжествовать и гордиться тем, что его теория оказалась правильной, а между тем он не мог отогнать от себя чувства глубокой грусти.
Он пошел к главному редактору.
— Завтра я приступаю к работе. Мне надоело быть сыщиком.
В голубых глазах редактора вспыхнул злорадный огонек.
— Вы потерпели неудачу? — спросил редактор.
— Нет, напротив, но, пожалуй, было бы лучше, если бы я потерпел неудачу. Да, жизнь — сложная штука.
— Неужели вам это в первый раз приходит в голову? А, ведь, вы репортер. Я очень рад, что вы взялись за ум. Мы теперь будем завалены работой. Нужно повести кампанию против дурного обращения с заключенными.
О’Киффе казалось, что время тянется томительно долго; он бесцельно бродил по улицам, затем, возвратясь домой, взял книгу, но читать не мог, не переставая курил и ежеминутно посматривал на часы.
Около семи часов он подошел к заводу Кардифа. Было совершенно темно, началась оттепель, моросил дождь.
О’Киффе обошел башню. На одной стороне он заметил пожарную лестницу. Он огляделся по сторонам, никого не было видно. Тяжело вздохнув, он начал взбираться по лестнице. Очутившись на высоте большого окна, он вынул алмаз, вырезал стекло и влез в комнату. В комнате было совершенно темно. О’Киффе зажег карманный фонарик и стал осторожно осматривать комнату. В одном углу вырисовывался силуэт громадной машины, вдоль стен стояли различные машины и аппараты странной формы. О’Киффе подошел к письменному столу.
— Я ничем не рискую, — стараясь успокоиться, шептал он. — Ведь, Гэй ждет меня внизу.
Он вынул из кармана несколько бумаг и положил их в средний ящик письменного стола. Потом осмотрелся. Сразу было видно, что здесь работал гениальный человек. Он вздрогнул, когда заметил, что думает о Гэе, как будто его уже не существует. И для чего только он занялся этим делом? Кто дал ему право судить других людей? Разве ему известны побуждения, заставляющие действовать так, а не иначе, людей, отдающих всю жизнь одной идее? Им овладело чувство глубокой печали. Потом он взял себя в руки и сердито проворчал: «Иначе я не мог поступить». Он вылез в окно и стал спускаться по лестнице. Холодный дождь хлестал ему в лицо. В половине восьмого он вошел в комнату Гэя. Гэй сидел около письменного стола и, видимо, ждал его. У него был утомленный и взволнованный вид, глаза лихорадочно блестели. Он поздоровался с О’Киффе и придвинул ему кресло.
ebooksa