На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

Они пожали старику руку и собрались уходить.

В этот момент к пруду подбежала большая коричневая собака. Она остановилась и стала лаять на лебедей. Самец яростно зашипел, готовый ударить собаку своим длинным клювом. Старик вдруг испуганно крикнул:

— Джингль! Джингль! Назад! Он тебя ударит.

Но тут подошел хозяин собаки, свистнул ей, и она покорно поплелась за ним.

— Что с вами? — спросил О’Кийф, с удивлением глядя на Этель: она стояла смертельно бледная, ухватившись за спинку скамейки и, казалось, близка была к обмороку.

— Мистер О’Кийф, — голос не повиновался ей, — вы слышали как старик окликнул собаку?

— Да, Джингль.

— У дяди Джона была собака, которую он безмерно любил, и ее звали Джингль.

* * *

Когда они оба ушли, из-за большого куста жасмина вылез худощавый молодой человек и поспешно сунул в карман пиджака маленький фотографический аппарат. Он подсел к старику и попытался завязать с ним разговор. Но старик по-видимому устал и ничего не отвечал на его вопросы.

Худощавый человек, ничего не добившись, пожевывая встал и удалился. На повороте, откуда скамья еще была видна, он обернулся назад.

С противоположной стороны шла молодая женщина в черном платье. Она направилась к скамейке. Старик, заметно обрадованный приходом женщины, поднялся. Они обменялись несколькими словами и вместе ушли.

Худощавый господин произнес сквозь зубы:

— Черт возьми. Как пить дать — Анни Броутон. Проклятье!

ГЛАВА ШЕСТАЯ Худощавый господин

Худощавого господина звали Майкель Кримсон. Несмотря на свои двадцать восемь лет, ему пришлось уже немало пережить. С десяти лет от торговал газетами, помогая своей больной матери и двум сестренкам. Озлобленный, вечно голодный мальчик шагал по улицам города с одним желанием: досыта поесть и выспаться. Он ненавидел попадавшихся ему навстречу хорошо одетых мальчиков, ненавидел женщин, от которых пахло духами, ненавидел и своих конкурентов, других мальчишек-газетчиков. Он и мать свою ненавидел за то, что она его родила и обрекла на эту нищенскую жизнь; не любил он и сестренок; не будь их, ему жилось бы лучше. Когда обе девочки погибли по время пожара в школе, он испытал некоторое облегчение, но было уже поздно; ему исполнилось тринадцать лет, и не время было поступать в школу и начинать все сначала.

В шестнадцать лет он начал работать на большой автомобильной фабрике Генри Брайта. Вскоре после этого умерла его мать, и не осталось ни одного человека в мире, к которому Майкель Кримсон не питал бы бешеной ненависти. Спустя некоторое время, однако, он познакомился с Анни Броутон. Она была дочерью одного врача, лечившего бедных. Она училась в университете и бала преподавательницей женской школы. Три раза в неделю она читала лекции на вечерних курсах бедного квартала, где проживал ее отец, и Майкель Кримсон, не пивший и, по своему необщительному характеру, избегавший товарищей, стал посещать курсы.

Его всегда сосредоточенное внимание и умные вопросы заинтересовали молодую учительницу. Она занялась им, и тут произошло нечто странное. Майкель Кримсон полюбил человека. Не то, чтобы он влюбился в Анни Броутон, — она была немного старше его и, благодаря своей тихой, солидной манере держаться, казалась еще старше своих лет, — но в нем в первый раз в жизни зародилось сознание, что вот есть человек, который желает ему добра, который не только ничего не требует, но, наоборот, готов уделить ему что-то от себя.

Позже, уже давно перестав посещать курсы, он время от времени появлялся в скромной квартирке врача и проводил свой досуг, беседуя с Анни Броутон. Девушка стала еще тише, еще сосредоточеннее; на лице у нее появились грустные складки, но Майкеля Кримсона она всегда встречала с прежней сердечностью. Время шло, и события сменялись событиями.

Вот уже полтора года, как Майкель Кримсон не видел Анни… С того рокового дня, когда его уличили в краже на фабрике. Дело было пустяковое, и его приговорили только к шести месяцам тюрьмы. Однако для Майкеля Кримсона эти месяцы казались проведенными в аду.