На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я хочу взять себя в руки, Гарвей, — говорила она. — Я хочу хоть немного облегчить твою задачу. Ты прав, я — то Я, которое теперь живет во мне — неповинна в убийстве, поэтому мне надо жить и попытаться добрыми делами, любовью к людям и непрестанной борьбой с несправедливостью искупить бессознательно совершенное мной преступление. Ты мне поможешь в этом, Гарвей?

Он заключил ее в свои объятия.

— Я счастлив слышать от тебя эти слова, дорогая. Мы вместе будем бороться против зла!

Ему удалось уговорить ее пойти с ним в лес погулять. Было прекрасное солнечное утро; крутом стояла глубокая тишина; прозрачный осенний воздух был наполнен запахом сухих листьев; то здесь, то там в воздухе лениво кружился падающий с дерева пожелтевший лист. Тесно обнявшись, они шли по мшистой дорожке. Они говорили мало, но оба чувствовали, что в их душе зарождается новая надежда. Может быть, все еще будет хорошо, думала про себя молодая женщина. А Гарвей закрыл глаза при мысли об ожидающих его впереди тяжелых днях, заставляя себя пользоваться настоящей минутой мучительно-сладостного счастья.

Когда они возвращались домой, до их слуха издали донеслось гудение мотора, и, выйдя из леса, они увидели, как перед охотничьим домиком остановился автомобиль.

Грэйс стала, как вкопанная, широко раскрытыми глазами уставившись на человека, только что выскочившего из автомобиля и ставшего к ним профилем, отдавая какое-то приказание шоферу.

Гарвей узнал отца и нахмурил брови. В то же мгновение Грэйс шепнула ему дрожащим голосом:

— Что здесь нужно этому человеку? Это ОН, ОН, приказавший мне убить Джона Роулея. Это ОН, ОН… Прогони ЕГО, Гарвей, сейчас же прогони!

Нечеловеческим усилием воли Гарвей овладел собой.

— Мне необходимо поговорить с ним, Грэйс. Пройди через заднюю дверь в дам. Подожди меня в кабинете; я сейчас же приду к тебе.

Грэйс побежала; он видел, как ее стройная фигура скрылась за домом.

Ошеломленный, не помня себя от волнения, Гарвей направился к дому и подошел к отцу, который только что собирался войти в дом.

Зубы его были крепко стиснуты, на лбу выступил холодный пот. Он не должен выдавать себя, он не имеет права своим поведением вызвать какое-нибудь подозрение у отца. Но сумеет ли он скрыть свои чувства? Где взять силы для этого?

Он подошел к отцу; тот только теперь его заметил.

— Мой дорогой мальчик, — воскликнул он, обрадованный. — Ты, оказывается, здесь. Я очень рад тебя видеть. Я так жалел, что не мог приехать на твою свадьбу. Но в Денвере я был очень занят. Ты ведь знаешь, дела…

— Пойдем в дом.

— Конечно, конечно; мы так быстро ехали, что я продрог. Я не откажусь от чашки чая.

Гарвей проводил Генри Уорда в маленький салон, рядом с кабинетом. Он едва был в силах отвечать на вопросы отца.

— А где же твоя молодая жена? — спросил старый Уорд с довольной улыбкой. — Я уже успел соскучиться по ней, хотя и не знаю ее еще. Мне хочется скорее увидеть ее.

— Она… она не совсем здорова, — пробормотал Гарвей.