Четверо

22
18
20
22
24
26
28
30

– Потому что в таком случае миссия оказалась бы под угрозой. Вы могли бы столкнуться с сильным психологическим шоком. Невозможно предсказать, как бы вы повели себя, узнав о гибели команды во время полёта. Сейчас, когда основная миссия выполнена, эта информация уже не сможет помешать.

– То есть… – на лбу Лазарева вздулись вены. – Всё это время, весь остаток полёта они были мертвы, а я общался с галлюцинациями?

– С искусственно созданными управляемыми галлюцинациями, основанными на ваших воспоминаниях…

– Это… это… Это что, то есть… В смысле… – Лазарев схватился за голову.

«Аврора» замолчала.

За иллюминатором кружились грязно-рыжие завихрения песка. Протяжно выл ветер.

II

Крымская АССР, город Белый Маяк

18 сентября 1938 года

10:15

– Конь. Ага.

Доброе лицо Охримчука этим утром выглядело уставшим и одутловатым. Он посмотрел на Введенского, на открытое окно кабинета, на графин с водой, снова на Введенского.

– Чёрный, – кивнул Введенский.

– Чёрный конь.

– Именно.

– Ага.

Охримчук снова посмотрел на графин. Вздохнул, почесал затылок.

– Чёрный конь. Хорошо, – проговорил он, растягивая слова. – Да, люди, которые дежурили у санатория, рассказали, что слышали стук копыт. А самого, значит, пропустили. Хороши… Значит, вам это не приснилось. Но они не видели, как ваш гость пробрался в санаторий. Ума не приложу как.

– Конечно же, не приснилось, – раздражённо сказал Введенский. – Вы ещё опросите старушку. Ну, которая там живёт, кроме меня. Она всё это видела. Мне пришлось потом проводить её в комнату, её чуть удар не хватил из-за всего этого.

– Да, да… – Охримчук снова почесал затылок. – Забыл про старушку. Слушайте, это всё бесовщина какая-то. Я ни хрена не понимаю. Совсем. Я не представляю другой ситуации, в которой всё было бы настолько непонятно. Здесь непонятно всё. Всё!