Четверо

Долить воды в питьевые резервуары скафандра. Пополнить запасы системы жизнеобеспечения кофеином, адреналином, снотворным. Закачать баллоны до отказа кислородом. Проверить систему связи. Осмотреть ткань на предмет мелких проколов.

Спустя сорок минут данные загрузились на карту памяти. Лазарев извлёк её из компьютера и положил в тот же нагрудный карман, где лежал чип с резервной копией «Авроры».

Снова посмотрел на свой рисунок.

Взял камеру, сфотографировал, сохранил. Пусть будет на память.

Судя по данным из программы мониторинга метеовышки, скорость ветра оставалась на уровне пятнадцати метров в секунду. Тяжело, но идти можно.

Лазарев снова заглянул в иллюминатор.

То, что он увидел, заставило его нервно сжать зубы и сглотнуть слюну.

Море чернело уже в километре от станции. Лазарев мог во всех подробностях видеть, как вскипают коричневой грязью высокие волны и как переливается бликами чёрная гладь.

Так быстро? Быть такого не может.

Волны вздымались на несколько метров; казалось, ещё немного, и он услышит рёв прибоя.

Море сходило с ума.

Надо торопиться.

Он ещё раз проверил, всё ли на месте. Образцы. Резервная копия «Авроры». Карта памяти со всеми данными. Камера.

Снова осмотрел жилой модуль, лабораторию, комнату управления.

Ничего не забыл. Отлично.

Подошёл к компьютеру, надавил на кнопку выключения. Уходя, гасите свет. Или как там говорилось…

– Прощай, дом, – зачем-то сказал он вслух.

Ещё раз заглянул в иллюминатор.

Море стало ближе и будто чернее, волны – ещё выше. Будто это не море двигалось к нему, а исследовательская станция ехала к морю. Он видел, как волны накатывали на берег, который располагался уже почти в пятистах метрах, как они захлёстывали песок и отступали, а потом другие волны, ещё выше, больше и сильнее, падали на берег, вспениваясь желтовато-коричневой грязью и смешиваясь с песком.

Небо из зеленоватого стало густо-бирюзовым в прожилках среди грязно-рыжих облаков, нависавших над чёрной гладью.