Четверо

А потом он вдруг посмотрел в чёрный квадрат неба над двором-колодцем и увидел россыпь хрустально-белых звёзд, совсем не таких, какие можно увидеть ночью в Ленинграде.

Ленинградские звёзды – мелкие серебристые иглы в холодном бархате грязно-чёрного неба. А эти выглядели иначе, они сияли удивительной россыпью в глубокой, объёмной пустоте.

Как в Крыму.

Введенский вдруг понял, что над Ленинградом почему-то оказалось крымское небо.

Он открыл окно, встал на подоконник, высунулся наружу, раскинул руки и взлетел.

* * *

– Как же мне всё-таки нравится это море. Товарищ Введенский, вы же впервые на Чёрном море, если я не ошибаюсь?

Стояло тёплое утро, и Крамер сидел в плетёном кресле на террасе. Введенский только что проснулся и спустился со второго этажа в помятой исподней рубахе.

Как ни странно, после вчерашнего совсем не болела голова, и он чувствовал себя свежо и легко. Наверное, благотворный морской воздух.

– Да, впервые. – Введенский вышел на террасу и сощурился от солнечного света. – Который час?

– Девять, – сказал Крамер. – Я предполагал, что вы проснётесь к этому времени, и сварил кофе по-турецки. Он ещё горячий, можете налить из кофейника.

Введенский сел напротив Крамера, налил кофе в чашку и сделал глоток. Жизнь стала лучше.

Последний раз он пил кофе две недели назад в Симферополе.

– Спасибо, – сказал он Крамеру. – Я впервые за всё это время по-человечески выспался. Без всего этого…

Крамер кивнул, не глядя на него.

– Хотите яичницу?

– Я не голоден. Мне надо бежать в отделение и узнать, как там продвигается дело.

– Опять будете питаться в этой отвратительной столовой?

Введенский пожал плечами и не ответил.

– Идите, идите работать. Это для вас важно, – сказал Крамер. – Хотите столкнуться с чудовищем и победить его – идите.

– Вы говорите так, будто знаете, что это за чудовище.