Вчетвером – Введенский, Охримчук, Колесов и милиционер – они быстрым шагом пошли к выходу.
– Это ты, – слабо пробормотал вслед Крамер и опять рассмеялся.
Они вышли в сквер и быстро зашагали в сторону переулка, который выходил на главный сквер.
– Как вы его взяли? – спросил Введенский, не сбавляя шаг.
– Он сам пришёл. – Милиционер так и не мог отдышаться. – Сам пришёл в отделение.
– Сам? – Охримчук недоверчиво повёл бровью.
Милиционер закивал и зашагал ещё быстрее.
– Мы его сразу в наручники и в камеру. А он плачет, просится домой… Одежда, внешность – всё совпадает. Документов никаких. В кармане нашли финский нож.
– Плачет?
Милиционер кивнул.
Введенский ускорил шаг вслед за ним. Он ничего не понимал.
Человек сидел на скамье за решёткой, на руках его блестели наручники. Высокий, белобрысый, с сильно загорелым лицом и квадратной челюстью, в потасканной чёрной рубашке и грязных военных штанах.
Увидев Введенского, он поднял лицо. В глазах блестели слёзы.
– Пожалуйста! – закричал он. – Мне очень надо домой, я… я не понимаю как…
– Молчать! – рявкнул Введенский и сам удивился своему голосу. – Снимите с него отпечатки пальцев.
– Я ничего не понимаю, – сказал белобрысый и снова заплакал.
Дверь камеры открыли, белобрысого потащили к столу, чтобы снять отпечатки. Охримчук уже приготовил чёрную краску и бумагу.
Когда пальцы белобрысого прикладывали к чёрной краске, а потом к бумаге, он дрожал, всхлипывал и с надеждой смотрел на Введенского.
Сняв отпечатки, Охримчук быстро выдвинул ящик стола, достал папку с делом, нашёл бумагу с отпечатками, взятыми с места убийства, положил рядом два листа, взял в руки лупу.
– Дайте гляну, – с нетерпением сказал Введенский, заглядывая через плечо Охримчука.