— В данном случае действия Службы безопасности продиктованы требованиям ее устава, но имеют ограниченную практическую ценность. Наложение ареста на родиниловскую обитель следует относить к чисто гипотетическим, которые никогда не будут реализованы, — сказал канцлер. — Ожидаемые протесты сторонников Шамона и необходимость долгих оправданий перед эмиссарами Содружества об ущемлении, якобы, чьих-то прав связывают нас по рукам и ногам.
— Если надо будет — арестуем как миленьких, — сказал Олмир. — А Шамона… повесим перед входом во дворец. Или… как это называлось… посадим на кол.
Краев с Ламарком переглянулись.
— Ладно, не буду больше так шутить. Давайте поговорим о серьезных вещах. Итак, кто убил Рагозу?
— Ваше Величество, — бесстрастно начал Ламарк, положив руку на принесенную с собой кипу бумаг, — мы идентифицировали личность убийцы со стопроцентной уверенностью. Конечно, прямых улик нет: после совершения преступления убийца вытащил мнемокристалл из единственного записывающего устройства, функционирующего в том помещении в Ваше отсутствие. Поэтому мы вынуждены были проследить пространственно-временные траектории пребывания во дворце в тот день всех, кто хотя бы на мгновение заходил в него. С точностью до минуты нам удалось определить, в каком помещении дворца находился тот или иной человек и чем он при этом занимался. В наше поле зрения попало более трех с половиной тысяч служащих, включая около пятидесяти детей до десяти лет…
— Между прочим, обнаружилось множество нарушений распорядка дня, — вставил канцлер, — сейчас мы принимаем меры по налаживанию трудовой дисциплины.
— Располагаемые материалы позволяют уверенно утверждать, что только один человек обладал физической возможностью убить начальника Службы безопасности. У всех остальных — я подчеркиваю: у всех! — есть надежное, проверенное алиби.
— Имя! Назовите имя!
— Граф Кокроша.
Именно этого ждал Олмир, но все же выкрикнул:
— Не верю!
— Я тоже не верю, но факты — упрямая вещь. Вот здесь у меня где-то одна сороковая часть всех добытых и проанализированных материалов — спокойно сказал Ламарк, указывая на принесенную кипу бумаг. — Только то, что касается лично Кокроши. Он единственный из известных нам людей, кто пробыл наедине с Рагозой около двенадцати минут в тот период времени, когда было совершено преступление. После их встречи уже более никто не видел начальника Службы безопасности живым.
Канцлер словно окаменел и за все время, пока в кабинете стояла тишина, ни разу даже не пошевелился.
Что за жизнь, что это за мир такой, в котором тебя может предать любой, даже самый близкий человек, с болью думал Олмир.
— Наставник одиннадцать лет руководил нашей школой, — сказал он, когда далее молчать стало невмоготу. — Если б он был врагом, то за это время мог сделать с нами все, что пришло бы ему в голову. Абсолютно все!
— Значит, раньше у него не было враждебных намерений.
— Он был не просто нашим учителем и воспитателем. Наши отношения не сводились к формуле «старший-младшие». Он был нашей опорой, образцом для подражания. Идеалом взрослого мужчины. Все ребята относились к нему как к родному отцу. Уважали и любили. Он искренне отвечал нам взаимностью. Я не приукрашиваю. Это чистая правда.
Ламарк неуклюже дернулся несколько раз, изображая пожатие плечами.
— Я уверен: если б хоть что-то нехорошее таилось у него на душе, он давно раскрыл бы себя неосторожным взглядом, репликой или жестом. Пусть я не обратил бы внимания на какой-нибудь его промах. Но Георгий Цезийский, например, не мог не заметить. Да и Зоя сразу почувствовала бы малейшую фальшь.
— Я просмотрел все кадровые документы, касающиеся графа Кокроши, — сказал Ламарк. — Он всегда характеризовался безупречно, не вызывал ни одного подозрения. Единственное, что как-то привлекло внимание психоаналитиков — то, что он обильно украшал свою речь народными поговорками и оборотами. Как правило, чужие слова используют не вполне уверенные в себе люди.
ebooksa