Каждый выбирает

— Проходите, — сказал он, — садитесь.

— Здравия желаю, Ваше Величество, — зычно произнес канцлер, нацеливаясь прямиком в свое любимое кресло, стоящее ближе всех к рабочему столу короля. Его не к месту громкое высказывание означало максимальную форму выражения недовольства, на которую он был способен. Таким образом он высказал Олмиру порицание за скомканную процедуру встречи и невнимание к собственной персоне: после доклада начальника почетного караула к монарху должен был подойти канцлер и на виду у всех шепнуть что-то самое-самое важное.

Не каждый, однако, смог бы догадаться, что канцлер чем-то недоволен.

За Краевым вошли Жан Мерсье и Ламарк, тоже уселись. Олмир невольно простонал про себя: присутствие Ваниного отца сейчас тяготило его.

— Ваша печать, — сказал канцлер, протягивая перстень, снятый Олмиром перед отъездом.

— Неужели сохранили? Надо же! Значит, не все еще потеряно, живо королевство.

Канцлер повинно промолчал. Ладно, хватит сарказма, подумал Олмир, приступим к делам.

— Вы, конечно, видели это безобразие, — сказал он, поспешно убирая с экрана компьютера последний рисунок — Зою, стоящую у окна с полотенцем в руках и, казалось, всю просвечиваемую солнечными лучами. — Что скажете по этому поводу?

«По поводу», каким бы он ни был, канцлер Краев физиологически не мог сейчас говорить. Все его мысли были об одном: что сказать, как сделать так, чтобы успокоить короля.

— Э… видите ли, Ваше Величество, — еле слышно сказал он, прокашливаясь, — проведенная экспертиза показала, что Аполлон Шойский не рисовал герцогиню Луонскую.

— Неужели? Вдумайтесь в то, что вы говорите. Что, у меня нет глаз?

— Тем не менее это так. Эксперты — при этом слове Олмир от стыда и бессилия что-либо сделать сильнее вжался в кресло — пришли к заключению, что герцогиня Луонская не позировала Аполлону Шойскому. Голова или, скажем, руки на этих рисунках выписаны с исключительной точностью. Но те… части тела, которые… э… обычно скрыты одеждой… э… не принадлежат герцогине Луонской. Отсутствуют некоторые характерные детали… э… родинки там… и… другие особенности… что прямо режет глаза… э… знающему человеку…

— Да как он посмел опубликовать такое?!

— Несомненно, Ваше Величество, это очень неэтичный поступок, — ровным голосом произнес Ламарк. — Я не вижу ему никаких оправданий. Единственное более-менее разумное объяснение случившемуся — то, что эти композиции появились в компьютерной сети сразу после того, как Аполлон Шойский побывал в родиниловской обители. По свидетельству Варвары Леопольдовны Мирковой, он тогда был в стрессовом состоянии. Хотя объективное медицинское обследование, проведенное под руководством профессора Макгорна, не выявило подозрительных отклонений…

— Да какое он вообще имеет право рисовать Зою в таком виде?

Ламарк изобразил пожатие плечами.

— Душа человека — потемки. Тем более душа художника. У Аполлона Шойского это любимая тема, — сказал он.

— То есть… вы хотите сказать, что у него еще есть рисунки наподобие опубликованных?

— Да, Ваше Величество. Мы добрались до его художественного архива. Это было легко, так как он его не таил. Почти все его композиции на свободную тему посвящены герцогине Луонской.

Олмир молчал. Ему трудно было осознать услышанное.