Вот появился Дасти – одетый со столичным блеском, он выглядел чужим. Слишком яркий, слишком нездешний, слишком другой. Его появление вызвало восторг у дам и девиц: Дасти теперь не был помолвлен, так что на него можно было объявлять охоту.
Его невеста трагически погибла совсем недавно? Какие пустяки!
Аделин вошла в зал через несколько минут, и Бастиану вдруг показалось, что воздух прошил солнечный луч, широкий и ясный. В прическе сверкали бриллиантовые звезды, платье цвета темной ванили с красным отблеском падало легкими складками, мягко обрисовывая фигуру, и Бастиан вдруг недовольно подумал, что все смотрят на нее – кому-то она даже нравится.
Вот пусть бы она смотрела только на него. И сияла только для него, а не для кого-то еще. Не для этого долговязого дурачка, например, который даже рот открыл от удивления и восторга.
Бастиану захотелось улыбнуться. Ему казалось, будто в нем натянулась тонкая металлическая нить и чьи-то пальцы танцуют по ней так, что он слышит музыку.
Аделин проплыла по залу: с кем-то поздоровалась, кому-то ответила легким поклоном, расцеловалась с какими-то девушками. Она держалась не как юная леди, а как дама, хозяйка своего дома. Бастиан с сожалением подумал, что может только смотреть на нее, не больше. Она надела его подарок, но они не стали ближе друг к другу.
«Тебе хотелось бы ближе? – спросил он себя. – Любить ее, быть с ней?»
На мгновение Бастиану сделалось тоскливо. Сейчас, среди людей, музыки, вина и смеха, он вдруг отчетливо ощутил, чего был лишен все это время, чего его лишило уродливое лицо, – и тоска окутала его, как саван.
Можно ведь было разгладить эти шрамы – стереть, а не носить, как ордена. Но он понимал правоту отца и принимал ее. Каким бы он ни стал, для мира и света все равно останется Уродливым Бастианом. О его увечье всегда станут вспоминать перед тем, как заметить красоту. Так пусть ее тогда и не будет.
Потом Аделин подошла к нему – легкая, светлая, наполненная той магией, что живет в любой красивой девушке. Бастиан улыбнулся, заметив, что надо прийти в себя. В конце концов, душевные бури никого еще не довели до добра.
Он умел укрощать их и делал это очень хорошо. Да, Аделин Декар привлекательная девушка. Красавица. Ну и что?
Это ничего не меняло. Да и мало ли на свете привлекательных девушек?
– Спасибо за звезды, Бастиан. – Улыбка Аделин была спокойной и ясной, но Бастиан чувствовал за ней холод и непонимание. – Не знаю только, чем я их заслужила.
– Они вам идут, – заметил Бастиан и вдруг в очередной раз подумал, что не умеет вести светские беседы. Делать общее дело – это одно, но вот быть непринужденным и светским с очаровательной леди – это совсем другое, и тут он, к сожалению, не был мастером. Отец это умел, а Бастиан так и не научился.
– Я их верну вам после вечера, – сказала Аделин. Да, она приняла решение и не хотела, чтобы с ней спорили.
Бастиан улыбнулся. Поставил опустевший бокал на подоконник.
– Вчера вы меня в определенном смысле спасли, – ответил он, вдруг подумав, что с Аделин станется вынуть звезды из прически прямо сейчас. – Не оставили валяться в чистом поле. Потом помогли с Зорким сердцем. И напиток ваш оказался волшебным. Три случая, три звезды. Так что считайте это даром моей искренней благодарности и признательности.
Взгляд Аделин сделался холодным и колким. «Ведьма, – подумал Бастиан. – Она всегда будет относиться ко мне с опаской. Не потому, что я урод. Потому, что я инквизитор и сын своего отца. Гонитель таких, как она, и сын гонителя».
– Что ж, хорошо, – ответила Аделин, и ее губы дрогнули в улыбке. – Как идет расследование?
Бастиан покачал головой.