– Весь день лазили по экипажам Инегена с господином Арно и офицером Бруни, – сообщил он. – Пробовали найти хоть какие-то зацепки с одним из моих артефактов.
– Я так понимаю, что не нашли, – вздохнула Аделин. Бастиан невольно заметил, какими взглядами их одарили проходящие кумушки. Теперь наверняка начнутся разговоры о том, что местная ведьма пытается окрутить заезжего инквизитора.
А зачем ей это надо? Разумеется, чтобы прикрыть свои темные делишки, ослепив его красотой и страстью.
Оркестр на балконе, который до этого взял небольшую паузу, вернулся к инструментам, и дирижер вскинул палочку. Бастиан не смог сдержать улыбки, глядя, как трепещут девицы на выданье, глядя на молодых людей, которые держались с гордым и нарочито спокойным видом. Конечно, были и те девушки, которые смотрели равнодушно и даже со скукой – целых две. Дурнушки, которых никто не пригласил бы танцевать – они держались очень независимо, всем своим видом показывая, что танцы им не нужны. Есть занятия и поинтереснее, но сердца их так и рвались к музыке, танцу, обещанию любви…
Бастиану вдруг подумалось, что Аделин никто не приглашал. Нет в Инегене настолько смелых, чтобы танцевать с могущественной ведьмой.
Смотреть на нее, почти роняя слюни, любоваться ее лицом и нежным силуэтом – одно дело. Но пригласишь такую на танец – наберешь себе столько проблем, что и за месяц не разгрести. Хорошо, если в жабу не превратит от скуки. Должно быть, Аделин держится и одевается, как дама, и поэтому тоже.
Нежно запели скрипки, и молодые люди дружно шагнули к девушкам. Бастиан протянул Аделин руку и с легким поклоном произнес:
– Миледи, вы позволите пригласить вас?
Аделин посмотрела на него со страхом и непониманием, и Бастиан убедился в том, что раньше с ней в самом деле не танцевали. Не находилось таких отважных.
Может, она не умеет танцевать? Хотя как нет, умеет, этому всех учат. У Бастиана тоже был учитель. Но однажды он расплакался, убежал с урока и сказал отцу, что не будет учиться – ведь ни одна девушка никогда не согласится с ним танцевать, ни одна!
Отец только отмахнулся от него – в первый и единственный раз. И Бастиан продолжил занятия: видимо для того, чтобы Аделин сейчас оторопело смотрела на его руку и не двигалась с места.
– Миледи? – улыбнулся Бастиан.
Аделин шагнула к нему так, словно ее тянули на веревочке, и послушно опустила правую руку на его плечо.
Музыка обрушилась на них, как апрельский дождь. Ганьян – самый легкий танец, знай себе кружись, имея хотя бы элементарное чувство ритма. Аделин казалась невесомой, от нее веяло теплом и беспомощностью, и Бастиан, скользя с ней по паркету, думал, что готов так кружиться всегда. На какое-то время все отодвинулось в сторону, сделалось незначительным и маленьким.
Была лишь эта девушка в его руках, было тепло ее кожи и призрачный аромат духов, был взгляд, полный надежды.
И было то, что вдруг нахлынуло и соединило их – что-то, настолько похожее на счастье, что впервые за многие годы Бастиану захотелось обмануться. Поверить, что счастье возможно и для него тоже, что это счастье не нужно покупать или выменивать, что оно просто есть. Даже для такого, как он.
Когда танец закончился, он позволил себе несколько мгновений не выпускать Аделин, чувствуя, как в душе все звенит и звенит натянутая струна. Потом Аделин отстранилась от него и с какой-то растерянной улыбкой промолвила:
– Благодарю вас, милорд.
Бастиан обнаружил, что на них смотрят – и как смотрят! Преобладала, разумеется, зависть: ведьма загребла столичного богача и теперь не выпустит, вот же успела подсуетиться, дрянь такая! Должно быть, навесила заклинаний на бедолагу, пока кружилась в его объятиях! Бастиан улыбнулся и ответил совершенно не по этикету:
– Это я должен вас благодарить, Аделин.