Гроза прошла, оставив после себя сырую прохладу. Вечер был серым и унылым, ветер так и старался забраться под одежду ледяными пальцами, и Аделин в очередной раз похвалила себя за то, что предусмотрительно надела плотный брючный костюм, в котором выбиралась в лес или поля за лекарственными травами.
Кусь недовольно переминался на плече: кладбище ему не нравилось. Сыч ворчал, гукал и то и дело пушил перья, становясь комком гнева и ненависти. «Пойдем отсюда уже! Пойдем!» Аделин казалось, что она слышит его сердитые маленькие мысли.
Кладбищенский сторож выглядел обиженным и недовольным. От него во все стороны так и летели белые искры негодования: Аделин чувствовала их.
– Хорошо, – спокойно сказала она, приготовившись к тому, что сторож решит ей помешать. – Я тоже загляну.
Но сторож лишь махнул рукой и пошел по раскисшей от дождя дорожке в сторону центра кладбища.
– Всем сегодня подавай Моро, – проворчал он. – Как медом намазано.
Кусь проводил его мрачным взглядом, словно переживал, что не может сожрать сторожа прямо сейчас, сырым.
Двери склепа были открыты, и Аделин, как ни вслушивалась в свои ощущения, не могла уловить ничего особенного. Да, склеп, последний приют человека, который однажды совершил ошибку и расплатился за нее. Его давно нет. Остался лишь мрамор, пыль, лепестки облетающего шиповника и никакой магии.
Эдвин Моро был слишком далеко отсюда.
Угнетала лишь тишина. Ни шагов, ни разговоров – Бастиан и все полицейские куда-то исчезли. Тишина будила невнятную тревогу: Аделин понимала, что Бастиан достаточно опытен, чтобы не пострадать, но с каждым новым шагом по дорожке ей все больше становилось не по себе.
Кусь недовольно заугукал и перепорхнул с плеча хозяйки на ветку шиповника. Аделин поднялась по ступеням, заглянула в склеп и убедилась, что он пуст. На полу было натоптано, ветерок, проникая внутрь, осторожно поднимал хлопья пыли. Никого. Аделин вошла в склеп, медленно обошла саркофаг, чувствуя, как по голове бежит холодок какого-то неприятного предчувствия. Бастиан, господин Арно, офицеры Бруни и Шанти были здесь и куда-то пропали.
Живы ли они?
Аделин вслушалась в тишину и поняла, что не улавливает тех нитей, тонких следов, которые оставляли люди, – Аделин чувствовала их всегда. Все, кто вошел в этот склеп, ушли так далеко, что не оставили ни малейшего отпечатка. Аделин хотелось надеяться, что они лишь ушли, что они живы, что все хорошо.
«Я волнуюсь за Бастиана, – призналась она. – Я боюсь, что с ним случится что-то плохое».
В ту же минуту Аделин почувствовала какое-то движение за спиной.
Когда-то отец не хотел, чтобы она занималась магией. «Меньше знаешь, крепче спишь, – говорил он, – и у полиции с инквизицией не будет лишних вопросов». Но Аделин все равно читала заклинания, потихоньку отрабатывала их и однажды купила в букинистическом магазине истертую брошюру «Кодекс боевой ведьмы».
Конечно, автор брошюры понятия не имел о том, как именно ведьмы справляются со своим волшебством, оперируя лишь слухами, сплетнями и страшными сказками, но в юности Аделин еще не подозревала, что книги могут быть написаны полными профанами. Она отработала все движения в саду: как уходить от направленного заклинания, как отстраниться от броска соперника, как вырваться из захвата, и теперь тело сработало само.
Аделин метнулась за саркофаг, почувствовав, как волна жара почти ударила ее по спине и со злобным шипением рассыпалась по мрамору. Аделин хлопнула ладонью о бедро, пытаясь оживить знакомые течения волшебства в теле, и разочарованно вздохнула. Ничего не вышло, спасибо Курту Гейнсборо. Она не могла колдовать. Магия, которая вернулась было к ней в день свадьбы, уснула снова.
– Привет, – услышала она мягкий мужской голос. – Привет, А-де-лин!
Он произнес ее имя вразбивку, словно пробовал на вкус каждый слог. Аделин вынырнула из-за саркофага, бросила взгляд в сторону говорившего и скользнула обратно, закусив губу, чтобы не заорать.