Архитектурный вид, который открывался их глазам, Рашель знала наизусть – каждую балку, каждую крышу, каждую комнату, находившуюся за освещёнными окнами. Последний отпрыск рода Химмель, она родилась и выросла здесь. Это был
Ветер, гладивший древние стены, доносил до них обрывки слов. Иногда слоги и словосочетания накладывались одно на другое, словно строки сумасшедшего канона, чтобы потом снова выстроиться в исходные чеканные формулировки, обретающие смысл.
Этот голос не был знаком Рашель, и, слыша его, она всё ещё не могла поверить, что с ней действительно говорили стены замка.
– Это не фокус? – спросила она, не отводя взгляда от высокого фасада. – Или, может быть, хитрости библиомантов-мятежников или ещё кого-нибудь?
– Нет, не хитрости, – ответил Марш. – И не трюк.
– Мы прочесали все окрестности, – доложил агент, командовавший группой. Это был безликий, незаметный человечек, которого можно было принять за экслибра. Никакого сравнения с блестящей Изидой Пустотой, хотя, возможно, именно поэтому он столь далеко продвинулся по служебной лестнице.
– Если вы говорите «прочесали», вы имеете в виду…
– Здесь нет библиомантов, кроме нас, – перебил её агент тем же обыденным, деловым тоном.
Рашель и так знала, что это был глупый вопрос, выдавший всем её неопытность.
Ей нужно научиться лучше играть свою руководящую роль, искуснее обращаться с подданными, скрывать свои слабости, не давать поводов для нападок – и уж меньше всего Джонатану Маршу и его приспешникам.
Она медленно вышла вперёд, оставив за собой агентов, и двинулась по направлению к замку.
– Вы уверены, что хотите отпустить её туда? – Главный агент повернулся к Маршу. Чуть тише (но она всё равно расслышала) он добавил: – Мы потеряли уже троих.
Рашель непроизвольно остановилась: ей страшно захотелось остаться, но она поборола это желание и продолжила двигаться вперёд. Внешне спокойная, она, дрожа, приближалась к главному входу – к дубовым воротам, окованным железом.
– Я Рашель Химмель, – сказала она. – Этот за́мок – родовое имение моих предков. – Необходимость беседовать с каменными стенами была, конечно, верхом идиотизма, но она продолжала: – Ты не принадлежишь никому, кроме меня.
Марш и агенты замолчали. Внизу, на Рейне, загудела баржа, разбавляя тишину, в которой свистел только ветер.
–
– А кто же?