–
– Ты сгоришь дотла, если не…
Ей не удалось договорить предложение до конца: по её нервам вновь ударила невидимая молния. Но в этот раз она была внутренне готова к ней и стоически перенесла боль.
– Это
–
– А мне кажется, таки выдал.
Рашель почувствовала, что замок нервничает. По невидимому барьеру пробежала вибрация. Значит, это была правда. На свете ещё существовали потомки рода Розенкрейцев, и они начали борьбу против тех, кто когда-то убил их предков. Это был интересный поворот, и она задавалась вопросом: что по этому поводу скажут Марш и его лизоблюды?
–
Рашель расхохоталась:
– Теперь я знаю, кто она! И скоро об этом узнают все!
Отступая на шаг назад, она выхватила из кармана свою сердечную книгу и расщепила страничное сердце. Незадолго до своей смерти старая баронесса наконец поняла, каким библиомантическим талантом обладает её внучка. Это было написано у неё на лице, и Рашель с наслаждением вспоминала её предсмертный короткий взгляд, в котором сквозило уважение. Даже если у неё никогда в жизни не будет тех способностей, которыми обладала Шарлотта Химмель, всё равно она была самой могущественной библиоманткой семейства Химмель за последние восемьдесят лет.
Рашель гневно запустила ударную волну в створку дубовых ворот замка, заранее зная, что её атака будет отражена, и поэтому, вовремя и удачно перенаправив срикошетившую волну, оторвалась от земли. Она взмыла вверх, и, пока не ожидавший нападения замок оправлялся от внезапной атаки, Рашель взорвала окно на втором этаже. Влетая в комнату через дождь осколков и брешь защитного барьера, она практически не почувствовала сопротивления – лишь лёгкое покалывание. За её спиной, издав звук, похожий на всасывание воды в трубу, восстановился защитный барьер. Но девушка уже приземлилась на ковёр в салоне, в который уже много лет никто не входил, готовая отразить дальнейшие атаки любого рода. Со страниц её сердечной книги исходило слепящее сияние, освещавшее её лицо.
Никто не нападал на неё. Поддержание защитного барьера вовне съедало все усилия замка. После выходки Рашель агенты набрались храбрости и вновь подступились к нему, призвав на помощь библиомантику. Рашель, по чести сказать, не ждала, что у них что-нибудь получится, ведь в первый раз у них тоже ничего не вышло, потому что они не приняли замок всерьёз.
А замок, оказывается, был чувствительный и гордый, как живое существо. У него были слабости, которые можно было использовать, – он мог прийти в замешательство и потерять контроль над защитой. Рашель распознала это, а вот агенты по-прежнему видели в нём страшное чудовище из камня и дерева, которое можно было победить, только разобрав его по кирпичику.
Рашель собралась с силами и вышла из салона. Никто не чинил ей препятствий ни в коридорах, ни на лестницах, так что совсем скоро она добралась до главного вестибюля. Входная дверь гремела под напором агентов, но не поддавалась.
–
Бароны и баронессы, герцоги и герцогини провожали Рашель удивлёнными взглядами, когда она отвернулась от главного входа и направилась к чёрной лакированной двустворчатой двери в противоположном конце вестибюля. Дверь, ведшая в «Алый зал», была неплотно прикрыта. Рашель распахнула её и заглянула в круглое помещение. Кто-то был здесь совсем недавно – об этом свидетельствовали следы на запылённом паркете. «Кэт, – подумала Рашель, – и маленькая Розенкрейц». Вероятно, они бродили по замку наугад, прежде чем Файт и Рашель наткнулись на них в библиотеке.
«Алый зал» был около тридцати метров в диаметре. Его круглые стены были обтянуты тёмно-красным бархатом. Обивка стульев, стоящих возле массивного стола в центре зала, также была тёмно-алой. С потолка свисала шикарная янтарная люстра, по стенам висели канделябры. Рашель зажгла свечи и спустилась в зал по четырём ступенькам, отделявшим дверь от уровня пола. Вокруг пахло старым деревом и ткаными обоями.
За столом хватило бы места для доброго десятка человек, но возле него стояло только три стула – те самые, на которых главы Трёх родов заседали ещё в девятнадцатом веке. С тех пор как место заседаний Совета переместилось в Санктуарий, этим помещением не пользовались, и словосочетание «Алый зал» приобрело сакральный, мистический оттенок, в то время как на самом деле это был просто небольшой зал без окон, старый, затхло пахнущий, как и бесконечные ведомства Адамантовой Академии.
Джонатан Марш считал себя новатором, хотя на самом деле он в очередной раз повторял ошибки своих предшественников. Попытка запечатывания убежищ и перемещения библиомантики исключительно во внешний мир представляли собой возврат в ту эпоху, когда здесь, в «Алом зале», собирались патриархи тогда ещё пяти родов. Марш ностальгировал по старым добрым временам, идеализируя их. Рашель казалось, что в зале ещё витает аромат сигар и вишнёвого ликёра и слышно тяжёлое старческое дыхание. Ей категорически не хотелось возврата ни того ни другого и, уж конечно, не хотелось видеть Марша во главе этого стола.