Циклическая ошибка,

— Нет, блин, задушевный треп. Отношения налаживаю, щас конфетку достану из кармана.

— Все претензии к Андрею.

— Не дождешься.

Тимур, не отвечая, закончил собирание бутерброда и вышел, в дверях постаравшись не задеть Аню плечом. Пожалуй, к ее злости примешивалось некоторое уважение. Аня в его возрасте так натурально имитировать ледяную глыбу не умела. Что, впрочем, не значило, что сломать тощую шею ей от этих соображений захотелось меньше.

«Сученыш», — мысленно оценила она Тимура. И впервые задалась вопросом, а где, собственно, его мама. Что-то же должно было так испортить и без того не идеальные гены Андрея. Не иначе, тот по молодости на натуральной фурии женился. Но имейся у Андрея такое желание, он бы рассказал. В конце концов, она сильно по-своему, но все-таки любила его, а не его нравственный облик, прошлое, жилплощадь, детей и прочие элементы биографии.

В целом, у Ани и помимо шустрого недоросля проблем хватало. На флешке, обнаруженной у Гриши, были данные по аренде складов Guandong Medical Gruop за последние два года. Талантов бухгалтера или экономического аналитика Аня отроду в себе не ощущала, поэтому вгрызалась в объемные таблицы как в бетон, с большим трудом и соответствующим отвращением. Было очевидно, что эти цифры Герда ей подкинула не ради игры ума или воображения. Что-то там было не так, и Ане следовало понять, что именно. Известно было немногое: «Панацея» собиралась начать активную экспансию рынка три года назад, но таблетки, полученные Smoker-ом после ее путешествия в Сибирь, серьезно застопорили дело, едва ли не на два года. Логично было предположить, что проще уничтожить имеющиеся партии и выпустить их заново к моменту, когда надо будет снова выходить на рынок, чем платить аренду за склады без надежды в обозримом будущем реализовать продукцию. Или занимать место на своих собственных складах, когда можно было отдать их под более рентабельные товары. Так, видимо, и произошло с большей частью запаса, потому что таблетки «Панацеи», как Аня все-таки разобралась, потратив уйму сил и нервов, были по большей части списаны со складов и дальнейшая их судьба по этим таблицам не прослеживалась. Хотя аренда части складов — в тех уголках мира, где ставки были минимальны — все-таки была продлена. К таким «удобным» для бизнеса, хотя бы с точки зрения издержек, странам, например, относилась Мексика, где постоянная война наркокартелей и вообще всех со всеми мало способствовала росту арендной ставки. Но — и вот это Аню насторожило — было в той же Мексике, на самой границе с Техасом, несколько складов, арендная ставка по которым существенно превосходила среднюю по региону. Настолько существенно, что об усиленной охране или чем-то незаконном — или обоих факторах разом — не подумал бы разве что кристально чистой души человек. Дополнительной пикантности ситуации добавляло то, что, если верить таблицам, склады эти пустовали. А раньше на них хранилась «Панацея», благополучно списанная куда-то в небытие полтора года назад. И аренда этих загадочных складов исправно продлевалась все время, до прошлого месяца, когда кто-то данные украл и передал Герде. Так или иначе, это была загадка без отгадки.

Второй загадкой без отгадки был шифр, который воспроизводил Гриша. Лаура, в качестве прощального подарка, показала запись человеку, родившемуся в том же районе, что и ныне покойный Бэй Джень. А он записал его простыми китайскими цифрами, если хоть что-то, относящееся к китайскому языку, можно было назвать простым. И поделился крайне интересной информацией.

Аня готова была локти себе кусать за то, что так и не догадалась проверить то, что не касалось работы Бэй Дженя, хотя бы семью. Иначе узнала бы, что у того была дочь-подросток. По счастью, Лаура догадалась, и в своем прощальном подарке Ане, сильно напоминающем аналитическую справку, сообщила про это. То, что среди китайцев вообще распространено особое отношение к цифрам, Аня знала и так. Но масштаб катастрофы окончательно осознала только теперь, читая заметку. Все эти европейские B2B и 4U были просто детским садом по сравнению с тем, что творилось в Поднебесной: там занятые игрой в омофоны ребятки зашифровывали не слова и словосочетания, а предложения целиком. Хоть стой, хоть падай. Аня воем выла и глушила литры кофе, пытаясь разобраться в частичной омонимии чужого языка: оказывается, для замены слова цифрой вполне хватало совпадения нескольких начальных звуков. А для непосвященного иностранца все вообще выглядело страшно: иероглиф просто менялся на другой иероглиф, с начертанием попроще, потом к нему добавлялась еще парочка, и в результате что-нибудь типа «5104» на самом деле означало пожелание смерти, а не «пять тысяч сто четыре». Водкой такие открытия надо было запивать, не кофе. А частота повторения в речитативе Гриши иероглифа, означавшем четверку, а в молодежном сленге еще и смерть, и вовсе вгоняла в печальные размышления. Потому что и, стоящие рядом, могли означать как 38, так и понятия «рождение» и «богатство, благополучие», а это уже с большой натяжкой можно было объединить в слово «панацея», если вдуматься в его суть. Аня и вдумывалась до мозгового скрежета. Гриша, увы, мало чем мог помочь: если дочка хозяина когда-то и научила его молодежному инфонет-сленгу, то после качественной чистки памяти он этого не помнил. В конце концов, уже почти отчаявшись — как-никак, она копалась в присланной Лауре числовой последовательности уже чуть ли не неделю и с уверенностью могла сказать только то, что это явно не имеет отношения к ни к какой математической закономерности — Аня решила, что нули, в отличие от всего остального, могут означать именно нули. И, значит, помимо слов перед ней все-таки были и цифры. Учитывая, что условные «нули» всегда шли парой, пахло процентами. А уж проценты, стоящие неподалеку от неприятной четверки, вроде как обозначающей смерть, выглядели вдвойне паскудно. Особенно если допустить, что 7 и 6 после двух нулей действительно означали 76.

— Вероятность смерти 76 %… Черт дери, да что же это такое? — чашка с остывшим кофе, от которого Аню уже с души воротило, ответа не проясняла. Андрей от ее математических игр не то чтобы устранился — он и так приползал с работы в состоянии полутрупа, вроде как шли какие-то проверки — просто сообщил, что это ему явно не по мозгам, но, если в результате получившихся вычислений надо будет разнести пару-тройку черепов, Аня может обращаться. А ребусы — увольте, у него вон каждый день как ребус.

В конце концов, Аня не додумалась ни до чего лучше, чем откопать очень специфический переводчик с китайского, в который было забито с два десятка диалектов, и прогнала по ним «вероятность смерти от Панацеи 76 %», записала и отнесла Грише, ни на что особенно не надеясь.

Тот прослушал первые четыре записи абсолютно спокойно. А на пятой подобрался, застыл и как будто ушел в себя. Но испугаться Аня не успела: он вдруг выдал какую-то фразу на китайском, отличную от услышанной. Причем голос был не его, а кого-то явно старше. Пока Аня трясущимися руками запускала переводчик, одновременно пытаясь понять, не сломала ли она в очередной раз Грише мозги своими идиотскими изысканиями, тот пришел в себя и уже по-русски и своим обычным тембром сообщил:

— Вероятность недиагностируемого побочного эффекта составляет 76 %. Вероятность остальных побочных эффектов не превышает нормы.

— Что?

— Это то, что говорил Бэй Джень. Я не помню, что это так, но больше нигде я этого услышать не мог.

— Это же про «Панацею»?

— Вероятно. Я не могу этого знать.

— И что это значит?

— По всей видимости, что это опасно.

Было не поспорить. Аня почесала и без того всклокоченную после многочасовых мозговых штурмов голову.

— Ладно, понятно, что ни хрена непонятно. Что делать-то, Гриш?