— Ты все правильно сделал. Молодец. Но в следующий раз можешь оторвать ему башку, я разрешаю.
— Директива не принята.
— Не хочу этого слышать, понятно? Не позволяй никому себя обижать!
— Мне не бывает обидно.
— Врешь.
— Хорошо. Этот человек не имеет для меня никакого значения и, следовательно, обида невозможна.
— Ну да, конечно, обидеть тебя только я могу, — пробурчала Аня. — Гриш, в следующий раз ты должен защищаться. Отучи этого… этого ребенка тебя задевать. Иначе отучу я. И это никому не понравится.
— Если мне позволено высказать мнение, конфликтовать с ребенком из-за меня нецелесообразно. Он не может нанести мне существенный вред. Магниты и прочие подручные средства меня не отключат…
— Конфликтовать из-за тебя нецелесообразно? — Аня поняла, что у нее трясется подбородок. Как ни хорош был «специализированный санаторий», а нервы после Харриэт у нее стали ни к черту. — Гриш, я ради тебя человека вообще-то убила. Ты это учти в следующий раз, когда тебе покажется, что конфликтовать нецелесообразно, — и заплакала, отвернувшись к стеклу. Там, в непостижимой дали, разгорался закат, очень яркий и почти малиновый. Красные огни плясали в окнах, превращая город в какой-то гигантский фейерверк.
Гриша встал рядом и долго молчал. Что, в общем-то, было верной стратегий. Во-первых, он не был социальным роботом, в которого намертво вбивали привычку говорить, что все будет хорошо. Во-вторых, не было здесь никакого утешения.
— Это невозможно. Исходя из твоего психотипа…
Ну, понятно было, что психотип как раз Грише уметь определять следовало. Как и модель поведения человека в экстремальной ситуации. Это, надо полагать, помогало ему защищать объект оптимальным образом, с учетом всех глупостей, которые объект мог выкинуть.
— Курок не я спустила. Думаю, ты способен понять, что убийца — это не всегда тот, кто спустил курок. Люди, которые участвуют в расстреле, и люди, которые им командуют, виноваты одинаково. Как и те, кто ведет людей на расстрел. Как и те, кто просто стоит и смотрит…
— Ты жалеешь?
— Нет!
— А я — да.
— Это потому, что ты промышленного пресса не помнишь! Но я-то его прекрасно помню.
— Почему ты раньше не сказала?
Аня пожала плечами. Она вообще не собиралась этого рассказывать. С языка сорвалось. Пора было переходить на какое-нибудь успокоительное. Допрыгалась, мать ее.
— Потому что все, кто выжили, уже выжили, а те, кто умерли, уже умерли. Никакой морали. Как в шахматах.
ebooksa