— Вчера ночью кто-то нарисовал на воротах руну Дагаз.
— Стерли?
— Да… Рус ругался.
— Он у тебя аккуратист, — бесстрастно заметила Пэт.
— А по Анклаву ходят слухи о новом культе, — продолжила Матильда. — Никто ничего не знает, но говорят.
— Рано или поздно это должно было случиться.
— Согласна… — Матильда помолчала. — Та руна, на воротах… она была живая, теплая. Я прикасалась к ней и все поняла. Ты часто бываешь в мастерской, руна это почувствовала. И они… они могут понять, что ты здесь бываешь.
— Не успеют, — уверенно ответила Пэт. — Они не способны проверить все нарисованные в Анклаве руны.
— А как же случайности?
— Случайности мы контролируем.
Матильда вздохнула, но спорить не стала. Вновь помолчала, словно отсекая предыдущую тему, и негромко поинтересовалась:
— Как там?
— Все хорошо. Мы успеваем.
— Летом?
— Или в начале сентября. Точно пока не знаю.
— Но уже скоро…
Пэт заняла место Руса — уселась на широкий подлокотник кресла, однако пошла дальше — приобняла подругу за плечи, наклонилась и внимательно посмотрела ей в глаза:
— Чего ты боишься?
И увидела боль.
Матильду лепили из другого теста, и предназначение у нее было другое, не то, что у Патриции. А потому не страх увидела Пэт в ее взгляде, а боль. Сострадание.