Дверь вынесли по старинке — тараном. Могли бы взорвать, но не стали — снаружи необходимо демонстрировать, что спецназ сводит риск случайных жертв к минимуму. Зато внутри не стеснялись — открыли огонь сразу, какое там, к чертям собачьим, «неповиновение»! Вышибала дернул рукой — пуля в плечо. Попытка сопротивления. Второй рванул наутек — пуля в спину. Попытка сопротивления. В относительной безопасности чувствовали себя лишь те, кто ничком бросился на пол и заложил руки за голову. Этих сковывали наручниками и выводили на улицу — через пару минут после начала штурма улицу оцепили, а к «Воротам» подкатило несколько полицейских фургонов.
— Рейд!
— Суки!
Столик Зазы в дальнем углу зала, в небольшом закутке, можно сказать — кабинете, в котором удобно ужинать с девочками или вести серьезные беседы. Но сейчас девочек нет, да и разговор закончился — шестеро возбужденных мужчин предпочитают обмениваться короткими фразами.
— В подвал!
— Не пройдешь!
— Пройду!
Один из телохранителей выскакивает в зал и бежит к заветной двери — валится в двух шагах.
— Они у стойки засели! В подвал не пустят!
— Все. — Заза берет салфетку и принимается аккуратно стирать отпечатки пальцев с пистолета, оказавшегося в его руке в первые мгновения тревоги.
— В задницу твое «все»! — рычит Алоиз и стреляет, не позволяя спецназовцам войти в зал.
Те отвечают не очень прицельными очередями. Пули сметают посуду с нескольких столиков и вызывают истерические вопли у залегших на полу посетителей.
— Сдадимся — останемся в живых.
— В подвале товар, — напоминает Зазе помощник.
— Черт! — У Киприота мертвеют глаза. — Им стукнули, что сегодня была поставка!
Если спецназовцы уверены, что в клубе отыщется наркота — это смертный приговор. Церемониться не станут, положат всех, кто попадется. И уж тем более тех, кто окажет сопротивление.
— Нельзя их подпускать! Отрежут!
Алоиз высовывается и разряжает обойму в сторону полицейских. Мгновенно возвращается в укрытие. А вот телохранителю, который решается повторить подвиг Хана, везет меньше: движение вперед — три пули в грудь. Тело падает под ноги белого, как снег, Киприота.
Последний из охранников Зазы закусывает губу. Мнется. Под пулями бегать совсем не то же самое, что торчков молотить, под пулями страшнее. Шмейхель с трудом сдерживает тошноту. От страха или от вида крови? Какая разница? Не дергается только Хан. Профессионал, мать его…
— Как можно уйти?