Вроде как, время есть всегда, веточка ли треснет под сапогом крадущегося, звякнет ли пряжка на снаряжении. Этого достаточно, чтобы сунуть руку под шинель, схватить винтовку и быстро подняться вполоборота. Прицелиться, нажать на спусковой крючок…
- О, Господи!…
Искаженная страхом заросшая рожа.
Вот же ведь тихо подошел, сукин сын, подумал капитан, опуская ствол.
Он поднялся, стараясь не спускать с глаз перепуганного мужика. Зашипел от боли, когда встал босой ногой на остром, спрятавшемся в траве камешке.
- Господи Иисусе, оно же я… - простонал мужик, как будто бы это все поясняло. Офицер кивнул, откладывая винтовку в сторону. Потом уселся, натягивая носки на мокрые, все в песке стопы.
Мужик присел на корточки рядом, искоса поглядывая на не помещающиеся под фуражкой седые волосы. Он вытащил смятую пачку сигарет.
- Пан капитан из запаса… - буркнул.
Как вопрос это не прозвучало, потому ответа он и не получил.
- Из запаса… - хриплым голосом повторил он и высморкался. – Заметно… - совершенно зря прибавил он.
Мужик вытащил лопнувшую сигарету, сплюнул на палец, тщательно склеил папиросную бумагу и воткнул себе в рот. Потом одумался, показывая в усмешке немногочисленные зубы. Сигарету изо рта он вынул.
- Пан капитан закурит?... Оно из руки, так ведь последняя была…
Пан капитан подтянул ремешки гамаш, чувствуя, как сворачиваются кишки. Свою последнюю он выкурил еще два дня назад, так что лопнувшая, заслюнявленная сигарета притянула его взгляд.
Да ладно, что из руки, про рожу не вспомнил… Ладно, дареному коню…
Он более благосклонно поглядел на заросшего обитателя Курпёв и Подляся[1]. Сигарета была без фильтра, так что ее нельзя было сунуть в рот не покрытой слюной стороной. Он нетерпеливо щелкнул претенциозной бензиновой зажигалкой, единственной памятки от коллеги, тоже из запаса, и жадно затянулся.
- Только, пан, оставь и мне покурить, это последняя, - напомнил мужик.
Местный, жалуясь и неся на версту перегаром, пошел вперед. Фронт, который недавно прокатился через эту местность, обычаев народа не изменил ни на йоту. Впрочем, из нескладных, перемежаемых ругательствами признаний следовало, что сюда забирались только патрули. Главный удар пошел в сторону, на Малкиню и Белосток.
Они добрались до ограды из распадающегося штакетника и заржавевшей колючей проволоки. Сумерки уже полностью вступили в свои права, и постройки с темными окнами выглядели вымершими.
Солдат тащился за крестьянином. Опускание ног в воду помогло не сильно; когда надел гамаши, стопы горели, как и прежде. Зато в перспективе имелся ночлег, если даже не в доме, то, по крайней мере, на сене в сарае. Возможно, даже кружка молока, а не только все время обещаемая водяра.
- Сучье… Сам же распутал, как до вас шел… - Мужик никак не мог справиться с не дающейся проволокой. – Или оно там, а не тут…