Схизматрица Плюс

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот вы и испортили мои идеальные мечты. Кроме того, я говорил о заслуженном покое обеспеченного человека, а не о каком-то эгоистичном отшельничестве… разница налицо, – он заколебался. – Так или иначе, я могу считать, что вы поддерживаете меня в этом проекте?

Она рассмеялась и коснулась его руки. Было что-то тревожное в ее смехе, приглушенном органическим рокотом чудовищных кишок матки…

– Вы думаете, я буду сопротивляться вашим доводам два долгих года? Лучше сдаться сразу и избавить нас от разногласий.

– Да.

– В конце концов, вы не причините вреда Гнезду. Они даже ничего не узнают. А если мы успешно воспроизведем генетическую линию Роя, то у человечества не останется причин их тревожить.

– Это правда, – сказал Африэль, хотя где-то в подсознании у него тут же мелькнула мысль о баснословном богатстве астероидов около Бетельгейзе. Неизбежно наступит день, когда человечество отправится к звездам массово, по-настоящему. Не помешает знать подробности о любой расе, что может стать противником.

– Я помогу вам, чем смогу, – сказала Мирная. Наступило недолгое молчание. – Вы уже осмотрели эту область?

– Да.

Они покинули зал матки.

– Сперва вы мне не понравились, – доктор говорила откровенно. – Думаю, теперь вы мне нравитесь больше. Кажется, у вас есть чувство юмора, которого не достает большинству людей из «Безопасности».

– Это не чувство юмора, – грустно ответил Афри-эль. – Это замаскированное под юмор чувство иронии.

* * *

В дальнейшем нескончаемом потоке часов не было дней. Только сон урывками – сперва по отдельности, затем вместе, пока они держались друг за друга в невесомости. Сексуальное ощущение кожи и тела стало якорем, напоминавшем об их общей человечности – далекой и измочаленной человечности в стольких световых годах от дома, что сама его концепция теряла всякий смысл. Жизнь в теплых туннелях, кишащих симбиотами, была здесь и сейчас; здесь Африэль и Мирная больше походили на микробы в кровотоке, непрестанно следуя за пульсацией приливов и отливов. Часы растягивались в месяцы, и само время становилось бессмысленным.

Провести тесты с феромонами было сложно, но возможно. Первые десять феромонов оказались простыми стимулами сплоченности, принуждали рабочих собираться вместе, пока по их щупальцам разносился химикат. Затем рабочие ожидали дальнейших приказаний; если тех не следовало, они разбегались. Для эффективной работы феромоны следовало подавать в смеси или серии, как компьютерные команды; например, первый – кучкование – вместе с третьим – приказом о переходе – вынуждали рабочих покидать одну пещеру и переходить в соседнюю. Самые лучшие промышленные возможности были у девятого феромона; он приказывал строить, после которого рабочие собирали и отправляли на работу туннельщиков и копателей. Другие только раздражали; десятый спровоцировал особей на процедуру груминга, и мохнатые щупальца сорвали с Африэля последние лохмотья одежды. Восьмой феромон отправил рабочих собирать ресурсы на поверхность астероида, и оба исследователя, стремясь изучить новый эффект, чуть не улетели в открытый космос.

Они больше не боялись воинов. Знали, что от дозы шестого феромона те стремглав отправятся на защиту кладок – а рабочие пойдут ухаживать за яйцами. Мирная и Африэль воспользовались этим и обустроили собственные пещеры, которые для них выкопали химически взломанные рабочие и охранял теперь уже верный страж шлюза. У них появился собственный грибной сад, чтобы освежать воздух, запасы любимых видов грибов, которые переварил еще один одурманенный рабочий. От постоянного питания и недостатка физических упражнений он распух до «бочки»[7] и свесился со стены, как чудовищная виноградина.

Африэль устал. Последнее время он совсем не спал; причем даже не знал, как долго. Его биологические часы не адаптировались так, как у Мирной, и на шейпера постоянно накатывали приступы депрессии и раздражительности, которые приходилось подавлять немалой силой воли.

– Инвесторы должны вернуться, – сказал он. – И вернуться скоро.

Мирная отнеслась к его словам безразлично. «Инвесторы», – сказала она и добавила что-то на языке ногохвосток, чего он не понял. Несмотря на лингвистическую подготовку, Африэль так и не нагнал ее в знании скрежещущего жаргона ногохвосток. Обучение только отвлекало; язык ногохвосток пришел в такой упадок, что стал пиджином – без правил и закономерностей. Африэль и так мог отдавать им простые приказы, а благодаря частичному контролю над воинами – подкреплять свои слова силой. Ногохвостки его боялись, а две молодые особи, прирученные Мирной, превратились в разжиревших тиранов-переростков, которые легко терроризировали старших. Африэль был слишком занят, чтобы серьезно изучать ногохвосток или других симбиотов. Хватало других насущных забот.

– Если они прилетят слишком рано, я не успею закончить последние исследования, – сказала она на английском.

Африэль стянул инфракрасные очки, крепко завязал их на шее и зевнул:

– У всего есть пределы, Галина. Много информации без оборудования не запомнишь. Придется просто тихо ждать, пока мы не сможем вернуться. Надеюсь, Инвесторы не впадут в шок, когда увидят меня в таком состоянии. Я потратил на ту одежду целое состояние.